Достоевский (и еврейский вопрос в России)

Вместе с тем, здесь, в темнице у него наступает перерождение, как бы открывается второе зрение. Он понимает, что не туда зашел, что игры кончились. Он совершил преступление, и наказание закономерно и справедливо. И это вовсе не страх перед возмездием – это состояние внутреннего перерождения. Лучше всего об этом говорят слова самого Ф. М. Вот выдержка из его письма на имя друга – Врангеля (для передачи Тотлебену[18]): «Я был уличен в намерении (но не более) действовать против правительства; я был осужден законно и справедливо; долгий опыт, тяжелый и мучительный, протрезвил меня и во многом протрезвил мои мысли. Но тогда, когда я был слеп, верил в теории и утопии». Каторга была ужасна. «Но клянусь вам, не было для меня мучения выше того, когда я понял свои заблуждения, понял в то же время, что я отрезан от общества изгнанничеством и не могу уже быть полезным по мере моих сил, желания и способностей. Я знаю, что был осужден за мечты, за теории. Мысли и даже убеждения меняются, меняется и весь человек, и каково же теперь страдать за то, чего уже нет, что изменилось во мне в противную сторону…»

Несмотря на все ухищрения, комиссии так и не удалось заполучить от Достоевского ни одного признания, ни одного обвинения в адрес своих друзей по кружку. Более того, желая спасти брата Михаила, который тоже участвовал в заседании кружка, он взял всю вину на себя, чтобы помочь брату, у которого уже была семья, выйти на свободу. Вот его слова, сказанные по этому вопросу: «Я говорю это к тому, что брат познакомился с Петрашевским через меня, что в этом знакомстве я виноват, а вместе в несчастии брата и семейства его… этот арест должен быть для него буквально казнью, тогда как виновен он менее всех». Мы же хотим отметить, что во всей этой тяжкой истории Ф. М. вел себя достойно, честно и благородно. Следственная комиссия была в затруднении в юридическом определении вины Достоевского, в сущности это только чтение запрещенной литературы.

И как судить человека если все, что он делал, как он считал, на пользу Отечества? Вот завершающие слова Ф. М. на заседании следственной комиссии: «Кто не будет виноват, если судить всякого за сокровеннейшие мысли?»

Приговор военно-судной комиссии.

«…за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева, – лишить… чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием».

А теперь мое обращение к вам, господа правоверные иудеи, а также продвинутые еврейские патриоты: неужели вы хоть на йоту допускаете, что человек с такой кристальной честностью, честностью перед собой, с богатейшим внутренним миром, способный к признанию даже самых жестоких своих ошибок, мог не любить евреев не за их грехи, а за то, что они евреи? Заблуждаетесь, господа. И если Достоевский заявляет, что он не враг евреев, что он не антисемит, а просто критикует их, критикует, как народ, сам себя объявивший избранным, то следует просто задуматься и, может, убавить чуть избранности, а добавить проницательности во взгляде на свои собственные грехи. У нас еще будет не раз возможность убедиться в честности, искренности, глубокой порядочности Ф.М., в его способности признавать и исправлять свои заблуждения.

А вот то, что он бывает резок, не сдержан, особенно когда его затронут за живое каким – то каверзным вопросом, а то и просто провокационным. Это и сам Ф. М. признавал, и мы еще не раз с этим столкнемся в ходе повествования.

* * *

Два описанных выше события: литературной жизни – вхождение в большую литературу и круг литераторов – и участие в кружке Петрашевского, приведшие к краху всей карьеры начинающего литератора, но давшие бесценный тяжелый опыт для всей последующей литературной жизни Ф.М., и послужили вехой – главной ступенью большого интернационального литературного таланта.

Однако, прежде чем перейдем мы к последующим событиям в жизни Ф.М., – еще одно Авторское отступление.

Несколько лет назад судьба уготовила мне случай проверить на собственной шкуре, каково это – стоять под дулом направленного на тебя оружия. Я попал в руки политических бандитов, которые утверждали, что я действую незаконно в чужой стране в интересах своей страны. Мне потребовался всего месяц, чтобы описать эти события. Ибо это дает мощный выброс адреналина и служит великолепным сюжетом для литературного произведения[19]. Мои читатели говорили и писали мне об этой работе, как о весьма удачной.

Приведенный ниже текст дает представление о тех событиях десятилетней давности.

Президенту Республики Грузия

Саакашвили М. Н.

Многоуважаемый Михаил Николаевич!

Я, гражданин Российской Федерации, обращаюсь к Вам по нижеследующему поводу.

2 апреля 2011 года я вылетел из Москвы в Республику Абхазия, чтобы посетить моего давнего друга Гулию Льва Ятмовича, проживающего в селе Лыхны Гудаутского района.