Достоевский (и еврейский вопрос в России)

Однако гораздо больше объясняет отношение Ф. М. к евреям его личность, те события, которые происходили с ним и вокруг него, о чем я довольно обстоятельно писал в первой части книги. Для Достоевского евреи в большей своей части воспринимаются как носители иудаизма, для него исследования евреев – это процесс самопознания.

Уж слишком они необычны, непонятны, замкнуты, а Достоевский считается в мировой филологии «иконой самопознания». Однако давайте вернемся еще раз к личности Достоевского, потому что именно личность, а не религиозные предпочтения, как мне кажется, будет главным для того, чтобы объяснить неясное и непонятное в отношении к евреям, которое на бытовом уровне принято объяснять одним словом – антисемитизм.

Авдотья Яковлевна Панаева, бесспорно, неплохая писательница, мемуаристка, гражданская жена Н. А. Некрасова, так пишет о Ф.М.: «С первого взгляда на Достоевского видно было, что это страшно нервный и впечатлительный молодой человек… небольшие серые глаза его как-то тревожно переходили с предмета на предмет, а бледные губы нервно передергивались». Следует помнить об этом, когда будем рассматривать его переписку – ответы на письма чрезмерно патриотичных, а может быть, и излишне горячих сторонников иудаизма. Хотя сами эти корреспонденты Ф. М. считали себя людьми эмансипированными, синагогу посещающими по привычке, а значит, имеющими право задавать острые, нелицеприятные вопросы.

Кое-что в характере Ф. М. объясняет дочь известного архитектора Елена Андреевна Штакеншнейдер. Она неоднократно встречалась с Ф. М. и тоже подметила в его характере нечто такое, что также поможет нам разобраться в его непростом отношении к евреям. «Удивительный был человек. Утешающий одних и раздражающий других. Все алчущие и жаждущие правды стремились за этой правдой к нему… Говорили и продолжают говорить, что он слишком много о себе думал. А я имела смелость утверждать, что он думал о себе слишком мало, что он не вполне знал себе цену, ценил себя не довольно высоко».

Вот что пишет Александр Егорович Ризенкампф – врач и в молодости товарищ Достоевского: «…мысли в его голове родились подобно брызгам в водовороте; … в это время он доходил до какого-то исступления; … сиплый от природы голос его делался крикливым, пена собиралась у рта, он жестикулировал, кричал, плевал около себя».

Будем помнить об этом, когда будем читать его ответы на письма «обиженных евреев».

А Софья Васильевна Ковалевская, выдающийся математик, хороший публицист, хорошо знакомая с Ф. М. и имевшая возможность пристально наблюдать личность Достоевского, сообщает: «Общих разговоров Федор Михайлович терпеть не мог; он говорил только монологами, и то лишь под условием, чтобы все присутствующие были ему симпатичны и слушали его с напряженным вниманием… По своему обыкновению, когда волновался, весь он съеживался и словно стрелял словами».

Знакомый Достоевского Николай Николаевич Фон-Фохт вот что пишет о глазах Достоевского: «Его проницательные, небольшие серые глаза пронизывали слушателя, а мы знаем, что ничто так не говорит о характере человека, особенно умного человека, как его глаза, впрочем, глаза дурака тоже выдают его сущность… В этих глазах всегда выражалось добродушие, но иногда они начинали сверкать каким-то затаенным, злобным светом, именно в те минуты, когда он касался вопросов, глубоко его волновавших». И об этом нам следует помнить, когда мы будем читать его ответы на письма раздосадованных, но жаждущих услышать мнение великого писателя защитников евреев.

Вот и еще одно мнение Всеволода Сергеевича Соловьёва[42], которое тоже проливает свет на искреннюю горячность ответов Ф. М. все тем же его оппонентам: «Он был самым искренним человеком, и потому в словах его, мнениях и суждениях часто встречались большие противоречия; но был ли он прав или не прав, о чем бы ни говорил, он всегда говорил с одинаковым жаром, с убеждением, потому что высказывал только то, о чем думал и во что верил в данную минуту».

И уж совсем интересное замечание большого друга и врача С. Д. Яновского: «Федор Михайлович никогда, даже в шутку, не позволял себе не только солгать, но обнаружил чувство брезгливости ко лжи, нечаянно сказанной другим». Очевидно, именно это чувство испытывал Ф.М., когда отвечал на занимательные письма «образованных и умных евреев»; евреев, уличавших его в том, к чему он не был причастен.

* * *

Итак, подведем некоторые предварительные итоги того диалога, который Ф. М. вел по «еврейскому вопросу» с его яркими представителями.

Мы не знакомы с теми людьми еврейской национальности, которые задавали Ф. М. вопросы, однако мы знаем, что подавляющая часть еврейского населения к описываемому моменту исповедовала иудаизм.

Согласно иудаизму, евреи – народ богоизбранный, и сколь бы ни гордились оппоненты Ф. М. своей эмансипацией, умом (что признавал Ф.М.) – дух синагоги не выветрился из них до конца, а от их объективности все-таки немного попахивает национал– патриотизмом.