Ну а далее, как часто у Ф.М., следуют призывы к братству, единению богатого и бедного, сетование на порчу нравов. «Всяк за себя и только за себя и всякое общение между людьми единственно для себя… Вот нравственный принцип большинства теперешних людей…» Все верно, хотя это банальное сетование. Почему воздух – воздух? А вода – вода?
Остается только обвинить во всем «матерьялизм», добавив к этому бытовизм века (не более), – евреи виноваты, ибо посредничают, «торгуют чужим трудом».
Это верно. Но делают это не только евреи. Это результат товарно-денежных отношений. Ф. М. объясняет в свойственной ему манере: «Наступает вполне торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские…»
Ну что сказать на эти стенания?
Ф.М., не просыпайтесь! Испугаетесь просто! Золотой телец торжествует, шествует победно по планете. Евреев на это явно не хватит: с десяток миллионов, а тут скоро 8 миллиардов на планете Земля жить будет.
Правда, ваши подопечные научились эксплуатации похлеще евреев. А в воровстве они евреям никогда не уступали. Правда, развитие товарно-денежных отношений, всемирного рынка породило новую моду: воруют друг у друга по мелочи, но все дружно у государства и много. Все ему – этому монстру – платят, но и все (кто может) воруют. Благо, там есть что украсть. Пока!
Ну, а чем может кончить Ф. М. полемику с продвинутыми евреями, как не призывом к братству?
Он отвечает на искреннее письмо-обращение «благороднейшей и образованной еврейской девушки». Письмо Ф. М. во многом повторяет то, что он писал на предшествующие обращения с негодованиями на обиды евреев, коих Ф. М. недостаточно ярко защищает. Более того, его «обвинители» пишут, что «при всяком удобном случае будто бы так жестоко нападаю» на них. «Ни о чем, кроме себя, не думает» (цитирую письмо-обращение к Ф.М.). Нет, против этой очевидности я восстану…» – отвечает писатель. «Все, что требует гуманность и справедливость… все это должно быть сделано…» Это мнение Ф. М. Он вновь ссылается на христианский закон. Он за равноправие, за расширение прав евреев в формальном законодательстве. Но далее следует маленькая поправка: «если возможно только». Это уже реверанс в сторону его работодателей. Вы ведь помните, у кого он работал совсем недавно. И хотя он уже «свободен», однако сила и влияние славянофилов значительны. Да и сам он, в сущности, близок к этому направлению российской политической жизни. Он мучительно боится, что только что освобожденный от опеки (зависимости!) мужик не выдержит экономической конкуренции с «всем еврейским кагалом». И в этом он прав. Слова он пишет жесткие: «…Все имущество его (мужика – М. П.)… перейдет назавтра же во власть еврея…» Правда, поняв, что явно переборщил, он чуть ниже пишет, что это его «фантазии», и еще раз подтверждает, что с «коренной стороны нет препятствий к расширению прав» евреев. И как бы испугавшись – не слишком ли он «объевреился», а по быту времени «обжидовился», – он пишет, что «препятствия эти (расширения прав евреев – М. П.) лежат со стороны русских». Он видит эти препятствия в излишней замкнутости еврейской религиозной общины, в «безмерном и высокомерном предубеждении против русского». И сам же формулирует мнение русского мужика: «Это он потому, что у него вера такая». И, опять же, мое мнение, что Ф. М. прав, правда не как писатель, а как простолюдин. Ведь и отвечает он на вопросы простолюдина, пусть и «умного». Умному и понять Ф. М. легче будет. Ну а дальше следует упрек в «тяжелых для нас русских свойствах еврейского характера». Он их называет: «самомнение и высокомерие». Не берусь утверждать, что это свойственно каждому еврею, но то, что он, Ф.М., мог это заметить, кажется мне вполне очевидным.
Ф. М. считает, что у русского нет «религиозной ненависти к еврею» как раз потому, что евреи «гонимы, угнетены и гонимы». А далее его снова заносит полемический экстаз: «…неужто можно утверждать, что не еврей весьма часто соединялся с его (русского мужика – М. П.) гонителями, брал на откуп русский народ и сам превращался в его гонителя». И сам же себя Ф. М. одергивает: «Ну, буди, буди!» «Да будет полное и духовное единение племен и никакой разницы прав!» Разве это не говорит ясно о полемическом экстазе, о котором Ф. М. сам себя одергивает. И как можно обвинять такого оппонента, как Ф. М. Достоевский в антисемитизме? Нет, это явное предубеждение. И если это не откровенная подлость, то очевидная глупость и еще раз подтверждает, что писатель разглядел и верно определил черты народного характера, пусть он это сделал как простолюдин.