Достоевский (и еврейский вопрос в России)

Однако, если мы возьмем тексты Дикого, то обнаружим, что этот мелкий начинающий юдофоб, ненавистник не только евреев, но и нового социалистического государства, ловко перестраивает подлинное выражение Достоевского, передергивает и подстраивает под свои мысли. И в результате мы имеем не Достоевского, а Дикого. Дикий делает акцент именно на атеизме и низложении религии. Он акцентирует внимание читателя на трех моментах: на низложении христианства, на атеизме и уничтожении религии и на том, что именно евреи сгубят Россию. Из отдельных фраз, вырванных у Достоевского, Дикий строит свою теорию, и вот эта теория и есть подлинный антисемитизм, который он ловко подсовывает нам вместо подлинного Достоевского.

Но цитаты, которые я привожу, – это не из собрания сочинений Ф.М., а из книги А. Дикого «Русско-еврейский диалог» (Нью-Йорк, 1970 г.). Мои попытки найти это дословно в собрании сочинений не увенчались успехом. Во всяком случае, их нет у Ф. М. в «Дневнике». Возможно, их следует искать у его героев. Но это тоже безуспешно. Я все же не филолог, может быть, плохо искал. Может быть, это цитата из Белинского или Герцена? В «Дневнике» за 1873 год в статье «Старые люди» Ф. М. пишет о Белинском: «Я застал его страстным социалистом, и он прямо начал со мной с атеизма… Но как социалисту, ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма… Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушить, называть его ложным и невежественным человеколюбием…» Однако и эта цитата существенно отличается о приведенной в тексте А. Дикого.

Герман Гессе считал, что «Достоевский… стоит уже по ту сторону искусства». Будучи великим художником слова, он был им «лишь попутно». «Он прежде всего пророк, угадавший исторические судьбы человечества…»

Филолог, д.ф.н., исследователь творчества Достоевского Л. И. Сараскина так пишет об этом: «…никто никогда не озадачивается прямым цитированием, где это есть у Достоевского, и не ссылается на его сочинения или письма. Произносится очередной вздор, подкрепленный словами, как говорил Достоевский, будто совсем уже не осталось ни одного человека в мире, который знает, что это не так, который может этот вздор опровергнуть. Вообще, у нас в публичном пространстве не слишком озабочиваются точностью чужих высказываний и не стесняются присваивать себе чужие цитаты… Заслониться Достоевским, Львом Толстым или еще какой-либо крупной фигурой, чтобы утвердить свою точку зрения, давно стало распространенной дурной привычкой».

Далее Л. И. Сараскина ловит А. Дикого на неоднократных подлогах, подтасовках, приводя подлинные слова и выражения Ф. М. и конфигурации, выстроенные в работе А. Дикого, когда слова вроде те же, но они так перестроены, что смысл высказывания совсем иной.

Но не буду создавать рекламу политантисемиту А. Дикому. Его поклонники не перевелись и по сию пору. Есть они не только в России. Хотя их число явно уменьшается. Бывают и рецидивы, каковым в современной России является работа И. Шафаревича «Русский народ в битве цивилизаций». К ней мы еще вернемся.

Дикий взял то, что он увидел за 50 лет господства социализма в России, и, зная провидческие возможности Ф.М., ловко и аккуратно подсунул это Достоевскому. В результате неосторожные слова Достоевского, которые встречаются в контексте, о том, что «евреи сгубят Россию», становятся основополагающими. Неподготовленный читатель, не занимающийся глубоко изучением подлинных высказываний Достоевского, теперь будет руководствоваться словами и мнением Дикого, которые Достоевский никогда не говорил. «Евреи сгубят Россию»; «жид и его кагал – это заговор против русских» – а ведь у Достоевского все звучит совсем иначе.

Вся горячая полемика Достоевского в его мартовском «Дневнике» за 1877 год (I «Еврейский вопрос») направлена против «господ высших евреев», вероотступников от многовековой религии (иудаизма), чем эти эмансипированные еврейские интеллигенты гордятся. Но об этом я уже писал ранее. И слова «жид, жидовщина, жидовское царство» – это «характеристика века», а не Ф. М. Сам автор «Дневника» говорит: «в этом нет ненависти». Выражение это бытовое, и о нем «можно спорить». То, что ныне выглядит неестественным, диким, было понятно читателю и воспринималось как выражение бытовое, обиходное.