Он беспрестанно меня укоряет в излишнем сомнении. Он думает, что я всегда на него сердита; что я не наблюдала бы таковой осторожности с г. Сольмсом; что он не может сообразиться с моими мыслями, равно и с надеждою, что по прошествии такого времени он не имел счастья внушить ни малейшего чувствования нежности такой особе, которую он ласкается в скором времени назвать своею супругою. Слепое легкомыслие! Не видеть, к чему бы ему надлежало приписать таковую осмотрительность, с коею я нахожусь принужденною с ним поступать. Но его гордость уничтожает его благоразумие. Это не инное что может быть, как подлая надменность, заступившая место благородной гордости превосходящей то тщеславие, по которому он учинился расспутным. Не вспомнишь ли ты, когда ты его видела, во время еще спокойных дней, которые я у тебя препроводила, как он осматривался округ себя возвращаясь к карете, как будто для усмотрения чьи взгляды вид его на себя привлекает. Но мы видали гнусных и глупых щеголей, столько надутых своим видом, как будто бы во оном все приятности обитали, в такое время когда бы они должны думать, что те старания, кои они употребляют о своей особе не к инному чему служат, как к тому дабы возвысить свои недостатки до высочайшей степени. Тот, которой старается казаться
Ты конечно меня почтешь весьма важною, да я и в самом деле такова с самого вечера Понедельника. Г. Ловелас почитается мною в весьма низком степени. Теперь я уже ничего пред собою не вижу, котороеб мне могло подать благоприятствующую надежду. Чего же ожидать от столь несообразного человека?
Мне кажется я тебе объявила, что уже получила мои платья. Ты произвела во мне столькое движение, что я не весьма была уверена, учиня оное, хотя и помню что имела к тому намерение. Они мне присланы в прошлой четверток; но при оных не находилось ни того малого количества денег, ни моих книг, выключая
Ты гораздо менее будешь удивляться моей нежности, когда к известным тебе причинам и вероломству моего состояния, присовокуплю я, что мне прислано, с сими книгами, письмо от г. Мордена. Оно весьма меня ожесточило против г. Ловеласа, но я должна так же сказать и против самой себя. Я посылаю его к тебе в одном конверте. Прими на себя труд, дражайшая моя, прочесть его.
ПИСЬМО CLXVII.
С чрезвычайным прискорбием, познаю я, смятение воставшее между всею фамилиею, которая столь мне любезна, и столь чувствительна по ближнему моему родству; и вами, дражайшая моя сестрица, вы, которые еще особенные имеете права над моим сердцем. Мой брат принял на себя труд уведомить меня о предложениях и отказе. Я ничего не нахожу чрезвычайного как с одной так и с другой стороны. Чего вы не обещали, бывши еще не в таких летах как теперь, когда я выехал из Англии? И сии восхитительные надежды превосходили, как то я часто с удовольствием слыхал, изящество всех ваших совершенств, я из того заключал, что вы составляете удивление всего света, и что весьма мало людей вас достойных.
Господин и госпожа Гарлов, самые лучшие в свете родители и чрезвычайно исполненные снисхождением к такой дочери, которую они столько имели причин любить, отказывали многим сватавшимся женихам во удовлетворение ваше. Они почли за удовольствие предложить вам об одном гораздо тех превосходнейшем, поскольку представлялся другой, которого они не могли одобрить. Они, по видимому не предполагали в вас столь чрезвычайного отвращения к тому, которого вам представляли, и по сему то вероятно следовали они по собственным своим намерениям, может быть несколько стремительнее, нежели сколько бы надлежало, относительно молодой особы исполненной нежностью и несколько разборчивостью. Но когда уже все было заключено с их стороны, и когда они почитали вас уверенными в тех чрезвычайно выгодных договорах, которые изъявляли истинное уважение, коим определенная вам особа к вам исполнена; то вы удалились от их желаний с такою пылкостью и строгостью, к коим я не признавал вашу кротость способною, которая придает приятность всем вашим деяниям.