Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Да позволено мне будет, Ловелас, увещевать тебя еще однажды, прежде, нежели будет поздно, прежде нежели причинишь смертельную обиду, рассудить обстоятельнее о приятностях и достоинстве твоей девицы. Да утвердят тебя в честности частые твои угрызения совести! да не лишится твоя гордость и не постоянное твое сердце наиприятнейшие надежды! Клянусь моею честью, Ловелас, что нет ничего кроме тщеславия, мечты, и дурачества во всей своевольной нашей жизни. Мы разве при старости наших лет будем разумны. Тогда мы оглянемся на прошедшие и теперешния наши глупыя мнения, и самих себя презирать станем за упущение нашей молодости, когда воспомним о тех честных обязательствах, которые бы могли заключить: если ты по своей особенности, упустишь случай соединиться с сею несравненною женщиною, непорочною с самого младенчества, благородною и сообразною в своих деяниях и чувствованиях, твердою в своем почтении и худо награжденною безрассуднейшими родителями. Какая же женщина может составить лучшее благополучие для человека!

Рассуди также и о том, что она для тебя претерпевает. По истинне, в то время, когда ты изобретаешь ухищрения к ее погибели; по крайней мере она в сем смысле то принимает; не стенает ли она под проклятием родителя, которое навлекла на себя по случаю из любви к тебе? Не ужели ты пожелаешь придать свою силу и действие к тому проклятию?

Чем льстится здесь твоя гордость? Ты, которой столь глупо себе представляешь, что вся фамилия Гарловов и Гове, суть не инное что, как машины, кои ты употребляешь, так что они ничего о том не знают, на свои своевольные и мстительные происки; но ты сам не инное что, как орудие непримиримого брата, и завистливой сестры, наносящей многие печали и несчастья лучшей во всем свете сестре. Можешь ли ты снести, Ловелас, что тебя почитают за орудие прежнего твоего врага Жамеса Гарлов? Ты конечно обманут подлейшим человеком, Осипом Леманом! довольным твоею щедростью, и воспользовавшимся тою сугубою ролью, кою ты заставил его играть. Присовокупи к тому, что ты орудие самого злого духа, которой единой наградит тебя по заслугам, и которой не преминет учинить оного, я тебя уверяю, если ты будешь закосневать в непотребном своем намерении, и если ты оное исполнишь.

Кто бы другой, кроме тебя, мог сие учинить, с стольким равнодушием, которое я замечаю в твоих словах, словах написанных в последнем твоем письме? Прочти их здесь, окаменелое сердце!,,Кудабы она могла от меня избежать? Родители ее не примут; дядья держать ее у себя не станут; любезная ее Нортон зависит от них, и не захочет им о ней предложить; девица Гове не осмелится ее к себе принять: у ней нет в Лондоне другого друга, кроме меня, а город сей совершенно ей неизвестен.,, Какое должно быть сердце, способное торжествовать над столь глубокою печалию, в которую она ввергнута твоими умыслами и хитростями? Сколь приятное, но и печальное должно быть ее рассуждение, что она в состоянии была смягчить твою жестокость при произнесении имени родителя, под которым ты ей предлагал Милорда М… Ко дню твоего торжества? Младыя ее лета заставляют ее желать отца, и надеяться друга. Ах! Любезной Ловелас, ты учинился ей извергом, вместо отца, которого ты у ней похитил.

Ты знаешь, что я не могу иметь никакой выгоды и никакого намерения, когда желаю, чтоб ты отдавал справедливость сей удивления достойной девице. По любви к тебе вторично тебя заклинаю, к чести твоей фамилии, и для человечества, будь справедлив против Клариссы Гарлов.

Нет нужды, если сии усильные просьбы не приличны моему свойству. Я был да и теперь еще весьма злобный человек. если ты примешь мой совет, которой состоит в том, как ты увидишь в письме твоего дяди, и всей твоей фамилии, тогда может быть скажешь, что ты не более меня злобен. Но если ты ожесточишься на меня за мои укоризны, и если ты не уважишь столькой добродетели; то злость целого Легиона дияволов соединенных вместе с полною властью ищущих погибели невинных душ, не учинила бы такого зла, ниже такого скаредного зла, в коем тебя обвиняют.

Обыкновенно говорят, что жизнь Монарха седящего на престоле не весьма безопасна, если есть у него такой отчаянной человек, которой свою жизнь презирает. Можно также сказать, что самая непорочная добродетель не будет защищена, если найдется такой человек, которой ставит ни во что свою честь, и которой издевается над торжественнейшими обетами и клятвами.