Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Но кровью! каким образом пустить кровь, если действительно у меня нет раны?

Бедной Белфорд! разве не знаешь, что можно сыскать у продавцов голубей и цыплят?

Хлопни своими ручищами от удивления.

В столь опасном состоянии, госпожа Синклер представит мне, что я с некоего времени препровождаю жизнь весьма уединенную, я дам себя убедить, и прикажу подать носилки чтоб несли меня в парк, где я буду усиливаться несколько походить пешком. По возвращении моем, я остановлюсь у Кокосового дерева, дабы там позабавиться несколько минут.

И что ж мне от того случится?

Еще повторяю? Я опасаюсь, Белфорд, чтоб ты не стал мне верить. И так! дабы удовольствовать твое любопытство, могу ли я знать, не вознамерится ли моя красавица уйти во время моего отсудствия? Я по моем возвращении увижу, буду ли принят с нежностью. Но это еще не все; я не знаю, какое то предчувтвование уверяет меня, что произойдет во время моей прогулки нечто важнаго. А сие изъясню я тебе в другое время.

На конец согласен ли ты, Белфорд, или нет, что для некоторых хороших причин весьма полезно быть больным? По истинне, я столь доволен моими выдумками, что если упущу случай произвести их в действо, то конечно мне будет весьма досадно, поскольку во всю мою жизнь я не сыщу уже столь хорошаго.

С другой стороны, домашние женщины столь нетерпеливы в своих непристойных укоризнах, что ни единой минуты не дают мне покою. Оне хотят, чтоб не теряя времени к исполнению умысла, я вознамерился употребить некоторую из их простых и удобных хитростей. Особливо Салли, которая почитая себя весьма хитрою, ежеминутно напоминает мне, с наглым видом, о отказе учиненном мною на ее представления, что я не намерен ее преодолевать, и что ни мало не думаю о браке, хотя и не хочу ей признаться. Поскольку сия лукавица принесла первую свою жертву моему олтарю, то и почитает за право обходиться со мною столь вольно; и ее наглость умножается с того времени, как я начал избегать, с притворностью говорит она, случая соответствовать ее правилам. Дурочка! думает, чтоб я мог принимать ее благосклонности после другого человека. Я никогда не доводил себя до такого унижения. Ты знаешь какое обыкновенно было мое правило. То, что хотя единожды бывает в руках другого, никогда в мои не возвращается. Прилично разве таким людям, как ты и твои товарищи, пользоваться общим добром. Я всегда стремился к первым плодам. Может быть, ты скажешь что я более виноват тем, что люблю повреждать то, что никогда не было повреждено. Но ты чрезвычайно обманываешься; такое правило как мое приводит мужей в безопасность. И потому не могу я укорять себя, чтоб покушался когда либо на законной союз.

Однако приключение, случившееся со мною в Париже с замужнею женщиною, и о коем думаю, что никогда тебя еще не уведомлял, не позволяет мне сказать, чтоб я в том был совершенно непорочен. Хитрость участвовала в том более, нежели предумышлинная злость. Я расскажу тебе оное в коротких словах.

Один Француской Маркиз довольно пожилых лет послан будучи от своего двора в Мадрит для государственных дел, оставил молодую и прелестную жену, на которой он не давно женился, в своем доме под смотрением своея сестры, которая была старая и наглая лицемерка. Я видел сию молодую госпожу в Опере: она весьма мне показалась при первом виде, а еще более при втором, когда я узнал о ее состоянии. Мне не трудно было познакомиться как с одною так и с другою, сыскавши случай представить себя старухе. Первое мое намерение состояло в том, дабы обратить все мои внимания к сей лицемерке, и дать ей знать, что она может вперить в меня некоторые нежные чувствования. В самое то время, я обращал в свои выгоды состояние молодой Маркизы, между ревностью своего мужа и наглостью ее золовки, дабы возбудить ее против сих двух неприятелей ее вольности. Я ласкался вперить тем в них несколько почтения к моей особе. Французския госпожи ни малого не имеют отвращения к любовным обхождениям.

Старуха не оставила нас без подозрения. Но я столь уже утвержден был в мыслях Маркизы, что она не расположена была отпустить от себя одного человека, коего ей позволено было видеть. Она уведомила меня о подозрениях своей сестры; я ей советовал склонить ее скрыться в кабинете во время первого моего посещения, под тем видом, чтоб она могла слышать то, как я буду изъясняться в ее отсудствии, она взяла ключ от кабинета в свой карман, потому что не весьма бы сделал благоразумно, когдаб старуха была усмотрена или по моему любопытству или по чему нибудь другому. Я пришел и сел подле любви достойной Маркизы. Я оказывал удивление, что не вижу сестры ее, изъявлял печаль, нетерпеливость; и употребляя в пользу столь приятной скучай вырожал весьма живые чувствия, сожаллея о отсудствии сей любезной, я подал ей удовольствие думать, что я говорю о ней с чрезвычайным пристрастием, между тем как мои глаза то самое выражали Маркизе.