Досуговый центр доктора Рима

— Да если бы ты нас любил, мне бы не пришлось в сотый раз тебя упрашивать!

Стас остановил машину, вышел на обочину, позвонил приятелю, и уже через двадцать минут рядом с их машиной возвышались горы песка. Ло так ошалела, что на обратном пути не сказала ни слова: а песок никто не убирал, кому он вообще нужен?

Одна из куч выглядит так, будто в ней пытались прорыть туннель, песок будто вдавили вовнутрь.

Стас смотрит на кучи, на песок в салоне машины, в трубке отвечают, что Линда находится у них в клинике. Дорогу перебегает собака, Стас пытается затормозить, но у него это плохо получается: всё-таки дерьмово сделали эту коробку в сервисе. Машина вылетает с дороги.

33. Денис

Прохладный ветер обдувает лицо. Трогаю руками землю, но земли нет. Только прохладная мягкая ткань. В глазах двоится, уши болят, вспоминаю свой сон. Скидываю с тумбочки книгу, она с грохотом падает и раскрывается примерно на середине. Уши реагируют очередным наплывом боли, но я рад, что снова могу слышать.

Меня кидает из сна в реальность и обратно. А если я сейчас нахожусь в лесу и мне снится комната Стаса? Что если на самом деле я оглох и по мне ползают черви? Как понять, что из этого — сон? Все ощущения как настоящие: провожу пальцами по царапинам, кожа отзывается болью. Нет, я определённо жив.

Аккуратно встаю с кровати, стараюсь придерживать себя одной рукой. Комната больше не плывёт, поднимаю с пола книгу. Внутри длинные размытые полосы, как телевизионные помехи. Переворачиваю книгу обложкой — цвета расплываются яркими пятнами, ни одного слова.

Открываю тумбочку. Думаю, Стас на меня не обидится, если я возьму всего одну вещь. Всё ради того, чтобы убедиться, что я не сошёл с ума. Книга с полосами внутри — это розыгрыш, всё вокруг похоже на злой розыгрыш. Достаю из тумбочки коробочку с таблетками — не могу прочитать название, кладу обратно. Чувствую себя маленьким мальчиком, не умеющим читать. Должно быть, у меня что-то с глазами и нужно поспать.

А может на нас напали? Почему Глеб так и не вернулся? Почему я лежу тут в непонятном состоянии? И где вообще Стас?

Нахожу ручку, и на всякий случай ещё раз заглядываю в книгу — буквы не появились. Закрываю глаза, открываю, пытаюсь вспомнить, какую книгу читает Стас: вряд ли мы об этом говорили. Совершенно точно, я не спрашивал своего лучшего друга, какую книгу он читает. А зря. Сам я не любитель книг, но сейчас готов отдать, что угодно, чтобы прочитать хоть строчку.

Я помню, как выглядят буквы, как они пишутся. Подхожу к подоконнику, облокачиваюсь, в раскрытой книге пишу слова на страницах с помехами. Каждое слово — новая синяя помеха, всё перемешивается с черными. Вывожу большую букву «А» на белом подоконнике — большая синяя размазанная линия. Черчу на подоконнике всё новые буквы — синий фон и больше ничего. Сейчас у меня начнётся истерика: нужно остановиться. Ложусь в кровать, откидывая ручку, как ядовитую змею. Слышу, как она упала. Ну, хоть что-то.

34. Линда

Утро начинается как обычно, только уколы уже не ставят. Доктор заходит после обеда, Линда садится на кровати и настраивается ходить. Она уже может продержаться на ногах, опираясь на костыли около получаса. Чуть меньше, конечно, но стрелки на секундомере доктора приближаются к этой цифре.

— Завтра уже будете самостоятельно передвигаться по дому. Есть родственники, смогут забрать? — Доктор делает пометки в своей тетради и кладёт ручку за ухо.

Линда замирает и не может произнести ни слова. На немой вопрос: «Как завтра?» доктор кивает головой. Паника накрывает волной. За всё время к Линде не заглянула ни одна живая душа: она одна в этом мире.

— У меня нет с собой сотового телефона, да и попросить некого.

Доктор не смотрит на Линду, он достаёт карандаш из нагрудного кармана и снова делает пометки. Передаёт администратору бумажки, тычет в них пальцем, его голос сухой и незаинтересованный:

— Костыли купите в магазине в соседнем доме, назовёте свой рост, там подберут. Телефоном воспользуетесь на первом этаже, завтра утром готовьтесь к выписке.

Линда удивляется, что доктор не спрашивает, как она столько времени провела в больнице без телефона, почему у неё никого нет и сможет ли она самостоятельно добраться до дома. Это уже не его забота. Такой внимательный вовремя лечения и первых физических нагрузок ста абсолютно чужим. Да и чего Линда себе вообразила? Никто не будет с ней нянькаться.

Она чувствует себя маленькой девочкой, и признает, что не привыкла быть одна, но зачем-то так усердно к этому стремилась. Когда мамы не стало, Линда спряталась внутри себя от всей семьи. Ей казалось, что они все вместе не уберегли мать, но осознаёт это она одна. Горе поглотило весь её мир, она не понимала, как папа и Костя могут смеяться. Мамы больше нет — тут не до смеха. Они совсем что ли? Линда перестала подходить к отцу и здороваться с братом. Ей показалось, они даже не заметили.