Костя, наоборот, прилип к отцу с большей силой. Казалось, он теперь требует внимание за двоих, а Линде не оставляет ничего. Отец почувствовал себя важным и быстрее начал приходить в себя. Они начали чаще ездить на природу вдвоём с Костей, Линда оставалась дома и слушала музыку на той громкости, на которой ей хотелось.
Когда Костя с отцом смеялись над очередным вечерним фильмом и ели чипсы, Линда сидела в своей комнате в наушниках и рисовала. В её палитре были только тёмные цвета, в палитре папы и Кости — смех и шутки.
Она не понимала, как они могут чувствовать радость в то время, когда в её груди разрастается чёрное пятно. Чернота облепляла органы и застывала комом в горле. Разговаривать Линда не хотела, даже в телефоне не сидела.
Всё изменилось в тот вечер, когда в гости к её отцу пришёл Стас. За ужином Линда не проронила ни слова, старательно отводила взгляд. Да, возможно так она привлекала внимание. Но в этом доме её давно не замечают! Только Стас понял, что внутри у неё всё переломалось и перегорело. Он увидел ту маленькую девочку, и почувствовал, что она больше не может бороться. Перед уходом Стас подошёл и сказал:
— Я тоже потерял мать, когда учился в школе. Никто так и не смог её заменить. Зато она мне часто снилась, давала советы и обнимала. Если захочешь поговорить, приходи в сервис. Ну, или вдруг просто будет невыносимо одной. — Стас подмигнул и положил руку на стол рядом с рукой Линды.
Ей захотелось прикоснуться к нему. Сказать спасибо или просто что-то сказать. Комок в горле зашевелился, будто живой. Линда кивнула.
В эту же ночь ей приснилась мама.
***
После школы Линда не торопилась идти домой. Обычно она ходила кругами вокруг школы, либо сидела во дворе на качелях. Папа поставил качели с задней стороны дома — специально для Кости, но он ими так и не заинтересовался. Линда приходила на задний двор, когда думала, что её никто там не видит.
После приглашения Стаса ей не пришлось долго думать, она даже пропустила последний урок, чтобы раньше прийти в сервис. Она молча смотрела, как он занимается машинами: достаёт грязные детали, протирает, выкладывает на стол, выкручивает длинные запчасти, выкидывает, вкручивает другие. Вот бы можно было вытащить сердце из человека, починить, почистить и вернуть обратно!
— Иди сюда, покажу, как менять свечи, — Стас говорил с таким выражением, словно возражения не принимались.
Отец Линды никогда не разговаривал так твёрдо. Он вообще боялся лишнее слово сказать: не знал, как правильно. Если бы он только попытался. А может пытался, но Линда не видела? Она подошла к машине.
— В каждой коробке свои нюансы, но менять свечи и проверять масло я тебя научу, — Стас говорил медленно и смотрел Линде прямо в глаза.
Отец Линды всю жизнь проработал автомехаником, но они ни разу вместе не занимались машиной. Стас объяснил ей, как проверить масло, как правильно залить новое, где смотреть необходимую марку, в каком магазине продают детали. Он не задавался вопросом, зачем её это, просто говорил серьёзно: «Учись, пригодится».
— Я уже умею водить машину, меня мама научила. — Линда хотела сказать умную фразу и стать взрослой в глазах Стаса.
Ей хотелось казаться ровней или хотя бы не быть маленькой девочкой. Но голос стал дрожащим и неожиданно писклявым.
— Тогда заводи, добросишь меня до ближайшего магазина автозапчастей, а потом купим большую бутылку колы и бургеры, — сказал Стас.
Он открыл водительскую дверь своей машины и жестом пригласил Линду сесть. Она не стала говорить, что это всё сплошная химия, и что с такими перекусами рак желудка не за горами. Ей захотелось и колы, и бургеров, и Стаса, чтобы он был рядом и разговаривал. Он первый человек после смерти матери, который заметил, что Линда существует и закрыл рукой эту черноту внутри. Облегчение разлилось в уже голодном желудке.
— Хочешь, научу тебя параллельной парковке? — Стас заговорщицки глянул на Линду, словно в его предложении было что-то криминальное.
Он, не дождавшись ответа, показал, как до упора выворачивать руль, как возвращать его на место и как смотреть в боковые зеркала, чтобы не задеть машину сзади. Но когда он задел рукой её мизинец, лежавший на руле, Линда не дёрнулась. Она крепче вцепилась в руль, чтобы самой случайно не отодвинуть руку.
— Мама говорит, что мне рано самой парковаться. — Линда никак не могла привыкнуть, что про маму надо теперь говорить в прошедшем времени.
Кому надо, пусть говорят. Стас не поправил её. Более того, он добавил:
— Мама волнуется за тебя, это нормально. Мы ей покажем, что в параллельной парковке нет ничего страшного.
Линде было странно говорить о маме, будто с ней ничего не случилось и, вообще, говорить о ней. Дома все делали вид, будто её никогда не существовало. Будто она не умирала и с ними до этого не жила. Все боялись залезать пальцами в открытую рану.
— Я, кажется, хочу сдать на права, — Линда впервые произнесла вслух давнее желание.
— С радостью тебе в этом помогу. — Стас улыбнулся, и Линда ему поверила.
Стас ел бургер и поправлял очки тыльной стороной ладони: они постоянно скатывались на кончик носа.