Досуговый центр доктора Рима

На меня вываливается шатающееся тело. И если бы оно не издавало таких нечеловеческих звуков, я бы подумал, что это заблудившийся пьяница. Переваливаясь с одной ноги на другую, тело приближается ко мне. Если достать мертвеца из могилы, он будет выглядеть не лучше: длинные волосы превратились в паклю, руки в чёрных и бурых пятнах, пятна в принципе занимают всю открытую поверхность, открытый рот забит зубами или тем, что от них осталось.

Зловонный зелёный рот приближается, шелушащиеся губы произносят невнятные слова. Тело не успевает дойти до меня, оно разлагается на глазах. Шаг — отваливается рука, второй шаг — нога, тело ползёт, цепляясь за землю одной оставшейся рукой. Резкий порыв ветра превращает останки человека в зелёную пыль, вся она летит на меня и забивается в нос и глаза.

Я стараюсь справиться с рвотными позывами, держась за живот. Пытаюсь стряхнуть частицы гнили с одежды, вытащить из волос и хоть каким-то образом избавиться от кисло-сладкого мерзкого запаха. Становится душно, и чтобы втянуть в себя воздух, приходится приложить много усилий.

Я падаю на колени. Я словно животное: наелся своей шерсти и теперь пытаюсь её из себя изгнать. Не могу подобрать другого слова, только «изгнание», потому что мои лёгкие в попытках получить воздух делают с моим телом невероятное. Спина трясётся в конвульсиях, подскакивая как от ударов, пока силы не покидают меня полностью.

Лёжа на том месте, где недочеловек делал свои последние шаги, я уже не чувствую никакого запаха. Воздух покинул это мёртвое место. Зато я вижу чёрно-зелёный сгорбленный палец, на нём кольцо. Точно такое кольцо я подарил Нине в день нашей свадьбы.

***

Я долго лежу и смотрю на палец и на кольцо. Вспоминаю тот день, когда выбирал его из десятков других вариантов. Маленькая буква «Н» из белого золота показалась мне хорошим знаком, Нина позже оценила и букву, и кольцо, и моё предложение. Слезы капают на траву, и я перестаю видеть, я перестаю понимать, как мог оказаться посреди этого кошмара. Под рукой растекается холод, он притягивает меня к себе.

Я вырываюсь из этих объятий, смахиваю капли с глаз и моргаю, моргаю, пока глаза не начинают болеть. На земле возле меня лежит кукла. Щёки ярко намазаны румянами, губы красные, глаза закрыты. Свадебное платье смотрится на ней нелепо: оно всё порвано, вымазано в траве, земле и я не хочу знать, в чём ещё.

Розовый бант туго завязан на талии, но его будто пытались поджечь: шёлковая ткань выглядит подпаленной с этой черной окантовкой. Туфли под цвет банта точно пережили больше моего: их явно носили все куклы, предшественницы этой. Но кукла в человеческий рост — это фантастика. Если её отмыть и переодеть — будет настоящий шик.

Фата выглядит нетронутой — белоснежная, она выбивается из образа. Под прозрачной тканью видно и румяные щёки, и угольно-чёрные ресницы, и пухлые губы. Мне хочется рассмотреть лицо куклы ближе. Мне могло показаться, что кукла меня трогала. Посреди этого леса может показаться всё, что угодно.

Я на всякий случай беру толстую ветку и проверяю карманы на наличие вещей, подходящих для обороны. В левом кармане ничего, в правом — коробочка.

Розовый бархат под цвет банта. Он приятен на ощупь, несколько мгновений я просто глажу коробку. Когда я её открываю — не верю своим глазам. Кольцо с буквой «Н» из белого золота. Непонятно как оно оказалось в кармане, не могло же оно исчезнуть с того зелёного пальца и телепортироваться?

Сомнения заполняют мою голову, но кукла работает как магнит: я не могу стоять на месте. Подхожу к ней ближе и откидываю фату с лица. Глаза открываются, я вздрагиваю от неожиданности, но тут же приходит спокойствие — это глаза Нины. Она смотрит так нежно, что хочется лечь рядом, и пролежать так целую жизнь. А потом ещё одну.

Нина поднимает правую руку, и слегка выставляет безымянный палец, как в день нашей свадьбы. Единственное отличие — она не лежала на земле. Я надеваю кольцо, оно нагревается, едва коснувшись её кожи. Кукла вспыхивает в одно мгновение. Сгорают и розовый бант, и щёки, вымазанные в румянах, и столетние туфли, и нежные глаза Нины. Мне кажется, я тоже горю в этот момент, но внутри себя. Я не могу смотреть на эту картину, но и отвернуться не получается.

Смех разрывает тишину. Я не понимаю, кто смеётся, но этот голос заполняет уши, забивает изнутри всю голову. Огонь становится живым, он становится человеком, встаёт с земли и бросается на меня.

***

Смех — это Костя, он смотрит мультики, огонь — это Рим: запрыгнул на кровать и лижет сначала руки, потом лицо. У него на лапе нет гипса — странно, когда он успел его снять? Рим спрыгивает на пол и даже не хромает. Правду говорят — заживает как на собаке.

Линда сидит на диване и тоже смеётся: они разложили с Костей карточную игру и воюют друг с другом. Если дети играют в игры, то только в те, где можно растоптать противника. Показать, кто из них умнее, продуманнее и быстрее. Я стою недалеко от дивана и не хочу прерывать этот редкий процесс.

— А где мама?