Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Да, читатель, суховатая стенограмма выступлений таит в себе немало неожиданного. Как говорил Довлатов: «Колебание маятника семейной жизни от идиллии к драме»? В его случае речь о несколько иной амплитуде: от драмы к еще большей драме. Вся сцена происходила на его глазах. Что он чувствовал, можно себе представить. Ему пришлось все пережить заново. От звонка из кондитерской в Ленинграде до зала в Лос-Анджелесе расстояние оказалось коротким. Сутки спустя Бобышев – свидетель также не самой приятной сцены:

На следующее утро Ася подошла сама. Выглядела прекрасно, пригласила с собой на завтрак. Мы сели в кафетерии за столик, и тут же к нам подсел Довлатов. Враждебно косясь на меня и даже не поздоровавшись, он с места начал убеждать Асю в своей неизменной приверженности и даже требовал от нее тут же пойти к нему в номер. У меня горячий сэндвич с омлетом не лез в горло.

– Знаете что, разбирайтесь тут сами, а я пошел, – отодвинул я тарелку.

– Нет, нет, пожалуйста, Дима, не уходите. Прошу вас, останьтесь.

Я все же ушел, – зачем это мне? Ясно, что прекрасная дама захотела использовать меня как заслон от назойливого Сергея.

Мне кажется, что слово «злорадство» достаточно точно характеризует мемуариста. В «Филиале» Тася вместе с героем отправляется на торжественный прием. В тот самый «роскошный особняк Грейстоун, о котором рассказывает Матич. Довлатов изображает его несколько сниженно:

Особняк Дохини Грейстоун напоминал российскую помещичью усадьбу. Клумба перед главным входом. Два симметричных флигеля по бокам. Тюлевые занавески на окнах. И даже живопись не менее безобразная, чем в провинциальных российских усадьбах.

Тася очень быстро заводит новых знакомых. Среди них есть даже гений – Роальд Маневич, автор книги «Я и бездна». Тася предлагает Далматову помочь молодому нервному дарованию:

Тася поднялась на галерею. Через минуту вернулась с объемистой рукописью. На картонной обложке было готическим шрифтом выведено:

«Я и бездна».

Тася сказала:

– Роальд предупреждает, что на шестьсот сорок восьмой странице есть опечатка.

– Это как раз не страшно, – говорю.

Прием подходит к концу. Следует удар, которого герой подсознательно ждал:

Пора было ехать в гостиницу. Автобус уже минут двадцать стоял перед входом. Вдруг Тася подошла ко мне и говорит:

– Прости, я ухожу с Роальдом.

– Не понял?

– Я ухожу с Роальдом Маневичем. Так надо.

– Это еще что за новости?

– Роальд такой несчастный. Я не могу его покинуть.

– Так, – говорю.

И затем:

– А теперь послушай. Мы с тобой расстались двадцать лет назад. Ты для меня совершенно посторонняя женщина. Но сюда мы пришли вместе. Нас видели мои знакомые. Существуют какие-то условности. Какие-то минимальные приличия. А значит, мы вместе уйдем отсюда.

– Нет, – сказала Тася, – извини. Я не могу его покинуть…

Если кому-то поворот кажется излишне мелодраматическим, то воспоминания Ольги Матич свидетельствуют о реальности эпизода:

Помню их в автобусе, который вез нас в особняк Грейстоун, а на обратном пути – угрюмого Довлатова; я безуспешно пыталась развлечь его разговорами.