Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Довлатов оценил доброту Матич, попытку отвлечь его от мрачных мыслей, ход которых понятен. Через некоторое время он пишет ей письмо:

Я абсолютно лишен способности быть непосредственным, живым и приятным собеседником. Я очень напряженно чувствую себя на людях. Поэтому иногда кажусь мрачным и даже самодовольным. Это не так. Я просто чудовищно застенчив.

Довлатов не наговаривал на себя, поддавшись объяснимо дурному настроению после встречи с Пекуровской. Его раскованность в «новоамериканский период» многие принимали за родовые черты писателя, видя в нем жизнерадостного, яркого человека, умеющего превращать жизнь в «праздник, который всегда с тобой». Но это не так. Он действительно чувствовал себя комфортно внутри своего небольшого газетного коллектива, но общительность и легкость в разговоре испарялись, как только он попадал в другую среду. Мицуёси Нумано, японский переводчик Довлатова, вспоминает о своем опыте общения с ним:

Судя по тому, что я читал из его книг, я как-то воображал, что он веселый человек, любитель пошутить. Кроме того, по собственному опыту я тогда уже знал, что большинство русских писателей в эмиграции обычно приходят в восторг, узнав, что их читают даже в Японии, несмотря на то что их имена не пользуются известностью на международном книжном рынке. А когда я поднес Довлатову «Невидимую книгу», на его лице не появилось даже подобия улыбки. С гримасой (или это только мне показалось?) и не произнеся ни единого слова, он просто сделал для меня такую надпись: «С благодарностью за любовь к русской литературе». У меня осталось только впечатление об очень угрюмо настроенном человеке гигантского роста.

К мрачности нужно приплюсовать зажатость, неуверенность в себе. Преследовавшие Довлатова с юности качества благополучно пережили эмиграцию, пустив корни на американской почве. Показательна в этом отношении история его общения с Ниной Берберовой. Довлатов пишет в апреле 1982 года первое письмо, в котором очень высоко отзывается о «Железной женщине». Берберова благосклонно принимает комплимент и предлагает встретиться в ответном письме от 12 апреля:

Как-то мне кажется ненормальным, что мы до сих пор не знакомы лично. Мне кажется, нам пора встретиться. Я даже в этом уверена. Мой телефон – 609–924–4751. Если будет у Вас охота и время, может быть, Вы приедете ко мне в Принстон? Или настроитесь на долгий разговор по телефону?

Довлатов в письме от 26 апреля с энтузиазмом откликается на приглашение:

Я был очень рад Вашему письму и Вашей готовности встретиться со мной. Это реально. Тут, говорят, бывает оказия в лице некоего моторизованного Тарасенкова. Я ему скоро позвоню и договорюсь – в принципе. Затем позвоню Вам и уточню время. Это будет, я думаю, сразу после 10-го мая, если Вы окажетесь свободны и расположены к встрече.

Он хочет рассказать о «Новом американце», конфликте с Седых. Встреча не состоялась. Бывает. Технические накладки и так далее. Переписка продолжается. Довлатов подтверждает делом свою симпатию к творчеству Нины Николаевны. Для «Радио Свобода» он создает скрипт, посвященный поэтической книге Берберовой «Возвращенная молодость». Текст он отправляет вместе с письмом от 29 декабря 1984 года. В письме снова высокие слова: