Читаем Довлатов и третья волна. Приливы и отмели полностью

Мало-помалу Ростоцки начал привлекать его к более тонкой работе – подслушиванию межведомственных переговоров на территории стран Восточной Европы и Советского Союза. Теперь наушники Горелова улавливали перехваченные мощными, высокочувствительными антеннами переговоры польских, чешских, советских диспетчерских служб, аэродромов, радиообмен судов дальнего плавания… Львиная доля такой информации от Горелова уходила уже не в службы пропаганды, а в отдел исследований и анализа, продукция которого – материалы для американской разведки.

Ростоцки видит в Горелове потенциал. Не литературный, конечно:

Оставаясь с Гореловым наедине, он выказывал свою расположенность к нему тем, что дружелюбно оттягивал у него кожу на скуле, трепал ее и заговорщически приговаривал:

– Ох и лиса же ты, парень! Чую, толковый шпион из тебя получится.

Горелов при всем своем моральном падении сохраняет остатки честности перед самим собой. Довлат прекрасно видит тех, с кем он вместе освобождает Россию от большевистского гнета. Ничего хорошего о них он подумать и сказать не может:

Ближе узнавая людей, которые в разное время попали работать на радиостанцию, Горелов все больше убеждался в том, что людей с чистым прошлым тут почти нет. Строгая засекреченность каждого, псевдонимы вместо подлинных имен скрывали, конечно, многое, но люди есть люди – кто-то с кем-то поделился, тот перепил и сболтнул лишнее, и маски постепенно сползали. А за ними открывались порочные лица, гнилые души. Один – бывший уголовник, другой – вор и враль, третий – патологический доносчик, четвертый – пьяница, растленный тип, от пятого жди провокации… У Горелова сложилось впечатление, что вокруг него паноптикум из болезненно ущербных людей – алкоголиков, скрытых шизофреников, жуликов, корыстолюбцев.

Не брезговал Конгресс США прикрывать и откровенных нацистских преступников, переквалифицировавшихся в журналисты:

Иногда, правда, и с ними получаются недоразумения, как, например, с редактором отдела по имени Андрей Зарубик. Этот беленький, сухонький старикашечка недавно буквально взорвался, когда два молодых эмигранта из СССР начали изъясняться меж собой на иврите. – Заткнитесь! – закричал вдруг Зарубик почему-то на немецком языке: – Я все-таки гауптштурмфюрер СС.

Сравним колоритную сцену с отрывком из письма к Смирнову от 6 июля 1983 года:

Один старый эмигрант, дряхлый кретин, спросил меня, хотел ли бы я участвовать в оккупации Ленинграда? И когда я выразил ужас по этому поводу, он сказал: «Вы – третья волна, дети комиссаров и лавочников…»

Сборник «Ради безопасности страны» вышел тиражом сто тысяч экземпляров. Вскоре последовала допечатка – двести тысяч. Сравним эти числа с тиражами книг самого Довлатова в Америке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжная полка Вадима Левенталя

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука