Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Второй раз, уже без псевдонимов и умолчаний имя писателя появилось на советском телевидении в 1986 году. В популярной передаче «Камера смотрит в мир» телеведущий и журналист Генрих Боровик рассказывал о незавидной доле советских эмигрантов в Америке. Вся передача строилась вокруг документального фильма «Русские здесь» («The Russians Are Here»). Картину сняла Офра Бикель – известный режиссер независимого документального кино. «Русских здесь» показали на общественном телевидении, на канале Public Broadcasting Service в июне 1983 года. С особым вниманием фильм посмотрела русская диаспора. Реакция оказалась без преувеличения бурной. Эмигранты посчитали, что их оклеветали, показав растерянными, никому не нужными, жмущимися друг к другу. Они постоянно жалуются на американское равнодушие, с тоской вспоминают жизнь в Союзе, где они были кому-то нужны. Единственные кадры, на которых лица «новых американцев» покидает скорбь, – сцены из «русского ресторана». Богатые столы фотографически точно воспроизводят цветные развороты «Книги о здоровой и вкусной пище». Отдыхающие едят, пьют, бодро, хотя и несколько неуклюже движутся под музыку, попросту пляшут.

От пищи телесной авторы фильма переходят к обзору духовных благ, которые доступны бывшим советским гражданам. И здесь все лица нам хорошо знакомы. Вот Вайль и Генис рассказывают о «Новом американце». По их словам, основная цель газеты – приучение сознания эмигрантов к идее свободы и демократии. Но тут возникает экзистенциальная проблема. Вайль говорит о ней так: «Но мне думается, что это очень трудно. В основном потому, возможно, из-за нас самих». Вслед за Вайлем на экране появляется Довлатов, «бывший главный редактор этой газеты». Довлатов рассказывает, что каждое утро на работе он знал, что делать и писать, что думать и не думать. Каждый месяц получались рекомендации по поводу освещения событий: Франко – плохо, Альенде – хорошо. В «Новом американце» приходилось самим решать, что думать, писать:

Это интересно и нормально, но это крайне неудобно.

Генис замечает:

Русским очень трудно понять, что у каждого своя точка зрения.

Следующий наш знакомец – Лев Халиф. На глазах зрителя он яростно двумя пальцами, не выпуская сигареты изо рта, печатает что-то на пишущей машинке. Халиф говорит, что ожидал от Запада понимания. Но «масса свободы» оборачивается безразличием к печатному слову. Халиф продолжает печатать, демонстрируя стоическую верность слову. Далее он с нарастающей экспрессией жалуется на «коммерческий подход» местных издательств:

Они говорят, что американский читатель не нуждается в моих сочинениях. Да откуда им это известно: нужны ли мои сочинения или нет?

Халиф пьет с сыном чай на кухне и размышляет о природе демократии:

Что для меня была демократия… Когда никто не хватает мои рукописи, никто не берет меня за горло… возможность ходить и дышать.

В подтверждение этого Халиф кладет в пластиковый пакет с надписью «Amerika» несколько экземпляров своей книги «Ша, я еду в США». Концептуально оформив товар, он идет сдавать книги на продажу в знакомый нам магазин «Руссика».

Из письма Ефимову от 21 июня 1983 года:

Вся русская общественность бурлит по поводу фильма об эмиграции и насчет гастролей Кобзона с бригадой. Во все эти дела я каким-то образом глупо и бессмысленно втянут, что-то писал по этому поводу, наслушался, как всегда, упреков и т. д. Степень низости, полной и всесторонней, в которой пребывает местное общество, невыразима, нет слов, нет слов.

Несколько подробнее о скандале Довлатов рассказывает чуть позже в письме Смирнову от 6 июля 1983 года: