Дождливое лето

«…Родители паслись на одной из полян у сосновых посадок. Жеребец не только щипал травку, но и принюхивался к ветру, сторожко поглядывая по сторонам. Кобылица, по-видимому, полностью полагалась на него. Сотворив свое рыжее чадо, она теперь переключилась на выработку молока. Жеребенок — длинноногий ушастик, с казавшимся непропорционально коротким туловищем и хвостом-метелочкой — время от времени лениво поднимался с солнцепека, подходил к матери и тыкался ей в пах. Однако и тогда она не переставала пастись, будто стремилась тут же восстановить необходимые младенцу припасы.

Но вот жеребец унюхал что-то, скульптурно замер, вскинув голову в нашу сторону и оттопырив хвост, а мгновение спустя только мы и видели этих лошадок.

Ну и пусть. Жалко было, правда, их напрасной тревоги. Но, может, она нужна была отцу семейства для самоутверждения? Может быть, крохотность табуна рождала в нем какие-то «комплексы» или просто он жаждал деятельности? Уж больно идиллическим и пресным было это существование на уединенном от всего мира клочке земли…»

А мне после этих теткиных слов вспомнилось свое: виденный там же, на Караби, бой жеребцов. Какие красавцы были! Рыжий и вороной. Что за зрелище! Как они вставали друг перед другом на дыбы! Невозможно оторваться и больно смотреть.

«Давай разнимем, разгоним», — сказал Василий.

«Не ходите, — остановил старик испанец. — Затопчут. Они сейчас бешеные. Этот рыжий третий раз пришел драться…»

Больше всего, помнится, меня поразило безразличие к происходящему кобылиц. Одни стояли сгрудившись, равнодушно ожидая решения своей судьбы, а другие даже продолжали щипать травку. Я сказал об этом старику. Он промолчал.

Вороной и в этот раз одолел. Злобно храпя, погнал соперника за холм, но скоро вернулся, разгоряченно обежал табун, призывно заржал и повел его за собой. И тут послышалось тоненькое ржанье. На месте недавнего боя остались жеребенок с маткой. Кобылица упала на колени, попыталась подняться и рухнула. Жеребенок жалобно ржал. А табун уже скрылся.

«Что с ней?» — спросил я, когда подошли ближе.

Старик посмотрел на меня с не понятым мною в первый момент превосходством:

«Сердце. Как правильно по-русски сказать? У нее разорвалось сердце».

И за этим стояло: а ты говорил — безразличие. Да что вы понимаете в жизни?