— Это будет значить, что я могу приказывать всем слугам в доме. А ещё — что я в ответе не только за то, чтобы ты оставался доволен моим телом. Я стану заботиться, чтобы твоя пища была вкусной, твоя одежда — чистой и нигде не порванной, а твои покои — хорошо прибранными, не душными и не холодными. Даже о твоих конях я начну беспокоиться — чтобы они всегда оставались сытыми, чистыми и здоровыми. Вот, что случится, если ты скажешь, что я хозяйка.
— Но ты ведь не начнёшь работать по дому сама? — спросил Влад. — Не хочу, чтобы твои руки огрубели.
Руки у красавицы были нежными, ладони — маленькими, но не похожими на детские. У детей пальчики слабые, а у неё оказались сильные, привычные к тому, чтобы перебирать струны, ведь невольниц учили не просто петь, но также играть на музыкальных инструментах.
Влад сжал обе её руки в своих, тем самым заставив отпустить покрывало и перестать закрываться:
— Хочу, чтобы эти ручки оставались такими, как сейчас.
— Останутся, господин, — ответила дева. — Останутся, даже если ты сделаешь меня хозяйкой дома.
Ей явно хотелось именно этого, а не просто жить на женской половине.
— Что ж. Если так, то будь хозяйкой.
Красавица обрадовалась, но тут же смутилась, теперь непритворно:
— Ты должен сказать это слугам, а не только мне.
— Скажу, — пообещал Влад. — Завтра же скажу.
И полетели дни. Один счастливее другого. Правда, они быстро закончились, потому что Владу следовало вернуться в Сучаву.
Уезжать из Эдирне, конечно, не хотелось, однако следовало перебороть себя, как уже случалось перебарывать раньше. Не в первый раз приходила мысль задержаться ещё хоть на несколько дней, но если раньше Влад стремился остаться из-за брата, то теперь — не только из-за него. Мелькнула мысль: "Неужели, Мехмед подарил мне наложницу затем, что хочет привязать к турецкому двору?"
Лишь позднее, когда женщина-птица родила Владу сына, смысл султанской щедрости стал окончательно ясен. Глядя, как младенец, лежащий в колыбели, дрыгал ножками и махал ручками, новоявленный отец стукнул себя по лбу: "Как я мог не понять! Как не заметил подвоха! Да, Мехмед ничего не делает зря, он расчётлив и дальновиден".
Нет, Раду не мог считаться прозорливым. Он полагал, что старшему брату окажут милость, а на деле всё обернулось бедой. Влад в отличие от Раду не являлся пленником Мехмеда, но теперь стал — из-за сына оказался привязан к Турции невидимой верёвкой... или даже прикован цепью!
В пятнадцать лет Влад не очень понимал своего отца — как того угораздило отдать двух сыновей в заложники в Турцию. И вот спустя годы Влад сам оказался в похожем положении. Бывший пленник обрёл свободу, но сам же её потерял, когда сошёлся с турецкой женщиной, и та родила.
"Если захочу предпринять что-либо, что может не понравиться туркам, надо хорошенько задуматься — а надо ли? — запоздало понял Влад. — Всё-таки в Эдирне у меня некое подобие семьи. Поссоришься с султаном, и эту семью придётся бросить. Увезти в Тырговиште навряд ли когда-нибудь сможешь — не отдадут".
Такова оказалась плата за турецкую помощь в получении румынского престола. Весьма высокая плата!
В Молдавии дела шли своим чередом. Влад прикупил себе в Сучаве большой дом, из окон которого даже виднелся край площади с митрополичьим собором. Место оказалось шумное. По утрам теперь приходилось просыпаться не от петушиного крика, а от гомона и топота множества людей, пришедших на базар. Зато люди, по той или иной причине просившие, чтобы Влад их принял, ещё с порога начинали питать уважение к хозяину такого жилища.
Теперь Влад стал набирать себе бояр в совет заранее — задолго до того, как надеялся оказаться на княжеском престоле. Так когда-то делал отец, живя в трансильванском городе Шегешваре, и теперь сын начал понимать, что набирать заранее — это лучше.
Несколько лет назад, явившись в Тырговиште вместе с турками и набирая для себя совет в первый раз, юный турецкий ставленник принимал людей, особо не присматриваясь, поэтому принятые люди оказались случайными и ненадёжными. Теперь же Влад имел время проверить того, кто набивался ему в слуги.
Кто-то находил дорогу в сучавский дом самостоятельно, а кто-то приезжал вместе с Молдовеном, но всем соискателям будущий государь говорил одно и то же:
— Я ищу людей, которые прислушиваются к моим словам, а не к звону моего кошелька. Ты таков?
Этот прямой вопрос смущал многих. По тому, как вёл себя человек, слыша подобное, удавалось понять, насколько он лукавит. Влад быстро сообразил, что слишком сильное смущение, когда соискатель не знал, что ответить, так же плохо, как излишняя уверенность, когда ответом становилось твёрдое: "Да, я тот, кто тебе нужен". Влад брал на службу лишь тех, кто, услышав вопрос, проявлял себя по-особенному — ведь кто ведёт себя не как все, тот искренен, ни под кого не подстраивается.
Первым из принятых стал боярин Кодря. Молодой, чернявый и кудрявый. Он просто засмеялся и сказал:
— А я как раз ищу господина, который привлекает к себе людей разумным словом, а не звоном монет. Ты таков?