Со следующей танцовщицей повторилось то же. Сначала она повиновалась барабану, затем — султану, затем — опять барабану, а затем — Владу, который через некоторое время снова отдал её во власть музыканта.
Испытание дев казалось весьма занятным, но утомительным. Не случайно музыкантов пришло двое. Они всё время менялись, чтобы не устать. А Мехмед после третьей танцовщицы уже ленился долго хлопать — теперь ему хватало одной минуты, чтобы всё понять.
Лишь Влад старался превозмогать себя. Ему не хотелось обижать дев невниманием. К тому же некоторые из них поначалу тоже бывали растеряны, как он сам недавно. Влад стремился дать каждой возможность исправиться, пусть такая снисходительность пару раз обернулась полнейшим разочарованием. Увы, не все девы оказались так хороши, как уверял старик, торговавший ими. Некоторые могли похвастаться лишь внешней красотой, и этого казалось мало, ведь другие девы, тоже красивые, взглядом и движениями обещали нечто большее.
Все двенадцать "птиц" танцевали перед гостями, а когда последняя выпорхнула вон, Мехмед спросил Влада:
— Которая отвечала лучше?
Новоявленный хлопальщик ждал этого вопроса:
— Господин, здесь не может быть сомнений. Та, что выходила танцевать восьмой по счёту, затмила всех остальных.
— Будем слушать пение этой птицы? — спросил султан.
— Птица должна уметь петь, господин, — задумчиво начал Влад, — поэтому, если послушать её необходимо...
— А ты полагаешь, что необходимо? — спросил Мехмед.
— Пусть споёт, — пожал плечами Влад, — но вряд ли она поёт лучше, чем танцует.
— Главное, чтобы не пела гораздо хуже, — засмеялся султан.
После этого один из музыкантов, державший в руках уд — то есть струнный инструмент, похожий на кобзу — заиграл что-то, и гости слушали пение восьмой девы.
Влад по её слегка необычной манере выговаривать турецкие слова всё пытался догадаться, откуда родом эта птица. Пусть волосы её были тёмные, но черты лица казались отнюдь не турецкими. Её привезли из неких земель, куда турки ходили в очередной поход. Но где находились эти земли? Теперь уже казалось невозможно понять, ведь деву привезли в Турцию не вчера. Красавица, наверное, оказалась тут, когда ей было лет десять или одиннадцать. Турецкий язык стал для этой птицы родным, а свой прежний она позабыла.
И вот пение окончилось.
— Ну, что? — спросил султан.
— Она — не соловей, но звук её голоса мне нравится, — сказал Влад.
— Да, голос приятный, — согласился султан и вдруг произнёс. — Я дарю эту птичку тебе. Не правда ли, хорошо, что у тебя уже есть дом, где ты можешь поселить её и проводить с ней время?
— Господин, так значит, я выбирал не для тебя, а для себя?
— Да. Ты сам выбрал себе подарок.
Влад в крайнем изумлении поднял брови и чуть не испортил всё веселье, совсем позабыв, что у турков поднятые брови означают "нет". Он знал про эту турецкую особенность ещё с тех давних времён, когда Караджа-бей и другие турецкие военачальники помогли ему прийти к власти. Помнится, военачальники не захотели остаться в Румынии, когда услышали о приближении войск Яноша, а своё "нет" выражали именно так — поднятыми бровями.
— Ты отказываешься? — удивился Мехмед.
— Господин, я с благодарностью принимаю твой милостивый дар. — Влад поклонился. — Прости мою несдержанность. У меня на родине подобное выражение лица означает удивление и только.
— Чему же ты удивлён? — засмеялся султан. — Тому, что птицы счастья — не сказка? Или тому, что птица счастья скоро прилетит в твой дом?
Мехмед казался уж слишком довольным — ни один щедрый даритель, осчастливив кого-то, так не радуется, а вот купец, провернувший удачную сделку, может радоваться именно так. Влад вдруг начал подозревать, что недовольство султана, проявленное вчера, могло быть показным. Возможно, турецкий правитель хмурился нарочно, а затем притворился, что обрадован вестями об Александре, и этим притворством хотел скрыть то обстоятельство, что подарил Владу невольницу вовсе не за заслуги, а потому, что давно решил так сделать. Но зачем?
Влад скоро забыл об этом думать, потому что не имел времени на размышления. Сознание заволоклось каким-то туманом, и все мысли были только о невольнице, которую доставили в дом к её новому господину в тот же день.
Чуть раньше, чем доставить саму деву, были доставлены два сундука с её вещами. Эти вещи сразу заняли свои места в одной из комнат на женской половине дома, и Владу стало казаться, что их обладательница жила здесь всегда. Просто он не знал об этом.
И вот узнал. Ему сказали, что красавица готова принять своего господина, если он пожелает прийти. Конечно, Влад пришёл. А она сидела посреди комнаты и стыдливо прикрывала лицо полупрозрачным покрывалом, однако эта стыдливость казалась притворной, потому что в разговоре птичка нисколько не робела.
Она сразу спросила:
— Скажи мне, мой господин, я здесь рабыня или хозяйка?
— А если скажу "хозяйка", тогда что это будет значить? — в свою очередь спросил Влад.