Драконий пир

Намахавшись мечом, Влад присел отдохнуть, но лишь ненадолго, потому что если уж тренироваться, то добросовестно. Он по-прежнему готовился к тому, чтобы сразиться в честном бою с Владиславом — ставленником Яноша, узурпировавшим румынский трон — но теперь фразы "честный бой" и "честная победа" приобрели для Влада другое значение.

Раньше казалось, что в таких поединках всё решает не столько умение бойца, сколько Божья воля — Бог помогает победить тому, кто прав. А вот теперь Влад пришёл к мысли, что должен сам себе помочь. "Что сейчас делает Владислав? — частенько думал он, подходя к чучелу. — Наверное, сидит на троне или за пиршественным столом, отращивает себе пузо. А за меч в последний раз брался когда? Владислав, может быть, не понимает, что рано или поздно я приду, и он окажется вынужден защищать себя сам. Слуги-предатели не помогут, не заслонят. Ему следует готовиться, а если он не готовиться, тем хуже для него".

Вот, что Влад теперь считал честной победой — победу, которая достаётся упорными трудами, а не победу над противником, равным тебе по силам, одержанную благодаря счастливой случайности. "Если долго упражняешься и преумножаешь своё боевое мастерство, то побеждаешь честно, даже если перед тобой более слабый воин, — мысленно повторял Влад. — Не моя вина, если Владислав обленился. Я не стану намеренно избегать тренировок, уравнивая свои силы с силами своего врага, и надеясь, что в трудную минуту мне поможет Бог. Нет, я превзойду моего врага мастерством. Но моя победа окажется честной".

Об этом Влад и размышлял, сидя на лавке под деревом, когда во двор с заднего крыльца выглянул Нае. Теперь этот паренёк сделался более степенным, ведь господин переехал в большой дом, и у Нае, который по-прежнему вёл всё домашнее хозяйство, появилось в подчинении трое других слуг. Правда, к Владу этих слуг он старался не допускать. В комнатах господина прислуживал сам и о посетителях докладывал тоже всегда сам. Вот и теперь, наверное, пришёл доложить о ком-то. Иначе не стал бы беспокоить Влада во время воинских упражнений.

Нае старался не слишком шуметь, однако господин заметил слугу почти сразу — просто виду не подавал и наблюдал краем глаза, сидя на скамье. Умение изобразить невнимательность в бою тоже может пригодиться, чтобы неожиданно напасть на того, кто к тебе подкрадывается, поэтому Влад не стал спрашивать, что слуге нужно.

Меж тем Нае тихо спустился по ступенькам крыльца, сделал пять-шесть осторожных шагов по двору в сторону скамьи, на которой сидел господин, и только теперь намеренно привлёк к себе внимание — кашлянул.

— Да, — произнёс Влад, глядя не столько на слугу, сколько на солнечных зайчиков, которые играли на клинке меча, по-прежнему лежащего на коленях.

Нае поклонился:

— Господин, тебя хочет видеть Драгомир, Манев сын. Прикажешь впустить или пусть в другой день явится?

Влад поднял голову:

— Кто? Что за Драгомир?

— Отец этого Драгомира — Мане по прозвищу Удрище, — медленно и с расстановкой произнёс Нае.

— Что!? — Влад вскочил. — Мане Удрище? Тот самый?

Казалось невероятным, что человек, которой являлся зачинщиком боярского заговора, теперь сам — пусть и не напрямую — решил обратиться к сыну того государя, которого погубил.

— Драгомир — сын того самого Мане, — Нае снова поклонился.

— Ты, должно быть, неверно расслышал этого просителя.

— Нет, господин, — отвечал Нае. — Я всё расслышал верно. И я знаю, кто такой Мане Удрище. Ты не раз говорил о нём при мне. Поэтому я даже переспросил этого Драгомира: "Ты сын того самого Мане, который занимает первое место в совете у государя Владислава?" Он сказал: "Да". Я спросил: "И ты приехал к моему господину, отец которого был государем до Владислава?" Он сказал: "Да". Я спросил: "Зачем ты приехал?" А он ответил, что скажет это только тебе и с глазу на глаз.

Влад слушал, чувствуя, как сердце гулко ухает в груди. Он вдруг снова превратился в того юнца, которым был пять лет назад, впервые оказавшись на престоле в Тырговиште.

Ненависть — уже почти угасшая — вспыхнула с новой силой. Откуда только взялась? Влад почувствовал, что его бросило в жар, а ведь было и так не холодно в этот летний день.

"С глазу на глаз хочет говорить, — говорила ненависть. — Значит, ни письма, ни чего другого от своего отца не принёс. Жалко. Я бы этому Драгомиру письмо в глотку затолкал или куда-нибудь в другое место. Пускай едет обратно к своему отцу-предателю с таким моим ответом".

— Что ж, я приму этого Драгомира, — задумчиво проговорил Влад, направился к чучелу и резко нанёс по его старому панцирю сильный рубящий удар — меч свистнул в воздухе; послышался глухой звук удара; чучело содрогнулась; наземь посыпалась труха.

Нае даже ойкнул от неожиданности, часто заморгал, но совладал с собой:

— Прикажешь подать тебе умыться, господин? — начал спрашивать он. — Гостя примешь в трапезной?