Больше всего я опасалась, что она простудится. Я укутала ее шалью, закрепив концы ее английской булавкой. Но то ли руки мои дрожали, то ли впопыхах, я нечаянно оцарапала шею Люси, и она застонала, однако задышала ровнее. Закутав, я принялась осторожно тормошить ее. Вначале Люси не отзывалась, потом зашевелилась, продолжая ощупывать свое горло. Наконец она очнулась и открыла глаза…
Люси не удивилась, увидев меня, но не сразу сообразила, где находится. Когда я предложила отправиться домой, она моментально встала и послушно, как маленький ребенок, последовала за мной. Нам повезло, и мы добрались домой, никого не встретив; всю дорогу сердце мое сильно билось, а мысли путались. Если эта история получит огласку, могут пострадать не только здоровье Люси, но и ее репутация. Но она все время молчала и только в спальне, прежде чем заснуть, попросила меня никому, особенно матери, не говорить ни слова о том, что с ней произошло. Я кивнула; заперла дверь на ключ и привязала его к своей руке. Люси ровно дышала во сне, а я так и не смогла сомкнуть глаза до рассвета…
Все пока хорошо. Я поспала пару часов, а затем разбудила Люси. Меня страшно огорчает моя неловкость с булавкой. Я, должно быть, поранила ее достаточно сильно, так как кожа на горле Люси оказалась проколотой в двух местах, будто иглой, а на вороте ночной сорочки – следы крови. Я попросила прощения, но Люси улыбнулась и сказала, что ей совсем не больно.
Мои надежды на спокойную ночь не оправдались. Люси порывается уйти. При этом она на ходу спит и во сне возмущается, что дверь заперта. Когда я укладывала ее обратно в постель, Люси выражала недовольство. Лунатизм – болезнь редкая и крайне неприятная, и мне жаль Люси до слез… Проснулась я на рассвете, разбуженная щебетом птиц под окном. Люси тут же открыла глаза. Она чувствовала себя лучше, чем накануне, – к ней вернулась ее прежняя беззаботность. Она подбежала, прижалась ко мне, вспомнила Артура. Я тайком вздохнула о Джонатане.
Снова спокойный день и опять сон с ключом в руке.
Ночью меня разбудила Люси, сидящая в постели и не проснувшаяся. Я подошла к окну, раздвинула штору и выглянула. Было полнолуние; перед домом кружилась большая летучая мышь, она то появлялась, то снова исчезала, но затем, должно быть, испугавшись меня, полетела через гавань к аббатству. Когда я отошла от окна, Люси уже спокойно лежала и спала. Больше она ни разу за всю ночь не поднялась.
Люси так же нравится наше местечко, как и мне. Ей не хочется уходить отсюда. Сегодня днем она снова напугала меня. Мы возвращались и уже были наверху. Мягкие розоватые лучи солнца озаряли утес и старые камни аббатства. Вдруг Люси прошептала как бы про себя:
– Снова его красные глаза…
Эти странные слова смутили меня. Я осторожно взглянула на Люси – она была как бы в полудремоте и очень бледна; я проследила за ее взглядом. Она смотрела на нашу любимую скамейку, на которой, как мне показалось, сидела какая-то темная фигура. Я непроизвольно вскрикнула – иллюзия тотчас пропала. Думаю, это были красноватые блики солнца, отражавшегося в оконцах часовни…
Я сказала об этом Люси, она согласно кивнула, но стала печальна; возможно, вспомнила ту ужасную ночь. В молчании мы отправились домой. У Люси разболелась голова, и она прилегла…
Я долго гуляла и была полна сладкой грусти, потому что вспомнила о Джонатане. Когда возвращалась домой, то взглянула на наше окно и заметила в нем силуэт Люси. Я решила, что она высматривает меня, и начала махать ей носовым платком. Она не обратила на это никакого внимания. Подойдя ближе, в свете луны я увидела, что Люси сидит на подоконнике с откинутой назад головой и закрытыми глазами, а около нее кружит какая-то крупная птица. Боясь, как бы она не простудилась, я быстро побежала наверх по лестнице, но когда вошла в спальню, Люси была уже в кровати и крепко спала. Она держала руку у горла, как бы оберегая его от холода. Я закутала ее потеплее и позаботилась о том, чтобы окна и двери были хорошо заперты.
Люси выглядела прекрасно, однако немного бледнее обычного и с голубоватыми тенями под глазами.
Встала позже обычного. Люси оставалась в постели до завтрака, во время которого нас ожидал приятный сюрприз. Отцу Артура стало лучше, и он торопит со свадьбой. Люси полна безмятежного счастья, а мать ее и рада, и огорчена. Позже она объяснила мне причину своего настроения: она довольна, что у дочери вскоре появится близкий мужчина, надежная опора, однако ее печалит расставание с дочерью. Бедная милая леди! Она призналась мне, что у нее серьезное заболевание сердца, о чем она не говорила Люси и просила меня держать это в секрете; доктор сказал, что ей осталось жить самое большее несколько месяцев.