Драмы

Юлия (у окна)

Я вся в тревоге, вся в смущеньи.

Так это-то, неблагодарный,
Твоя обещанная твердость?
Так это крайности любви?
Или моей любви тут крайность?
Угрозами, тоской, мольбами,
То как насильник, то как нежный,
Ты все настаивал, пока
Не победил меня; но только
Сумел назваться полновластным
И над собой и надо мною,
Как пред победою бежал.
Кто побеждал, спасаясь бегством,
Кто, как не ты? Я умираю!
О, небо! Для чего природа,
Чтоб убивать, рождает яд,
Когда на свете есть презренье?
Оно меня лишает жизни;
И в пытке снова я желаю
Того, пред чем презренна я.
Кто знал столь странное влиянье
Любви? Когда в слезах, с мученьем,
Он умолял, я отвергала;
Когда он бросил, я молю.
Так вот мы, женщины, какие,
Мы против собственных желаний,
Любя, тому, кого мы любим,
Упиться счастьем не даем.
Пусть нас никто не любит слишком,
Когда достичь награды хочет:
Любимые, мы презираем,
Отвергнутые, любим мы.
Не больно мне, что он не любит,
А больно, что меня он бросил.
Он здесь упал, за ним я кинусь.
Но это лестница? О, да!
Какое страшное мечтанье!
Остановись, воображенье,
Не устремляй меня с обрывов;
Раз я с тобою соглашусь,
Я совершаю преступленье.
Но Эусебио влюбленный
Не для меня ль сюда ворвался?
И не было ли сладко мне
Из-за себя его увидеть
В такой опасности? Так что же
Я сомневаюсь? Что ж колеблюсь?
Уйдя, я то же совершу,
Что сделал он, сюда вступая:
И раз одно с другим сравнится,
Он будет рад, меня увидя
В опасности из-за него.
Согласие ему давая,
Я тот же самый грех свершила;
Зачем же счастье будет меньше,
Когда вина так велика?
Когда согласье я давала,
И Бог свою десницу отнял,
Моя вина не прощена ли?
Чего ж должна еще я ждать?

(Спускается по лестнице.)

Нет больше в сердце уваженья

Ни к миру, ни к стыду, ни к Богу,
Когда с закрытыми глазами
Иду к великой слепоте.
Я ангел, павший с высей неба,
Я демон, потому что, павши,
Раскаянья не ощущаю,
Хоть нет надежд вернуться ввысь.
Уже стою я вне святыни,
И мертвое молчанье ночи,
Меня окутывая мраком,
Тревожит ужасом мечту.
Настолько путь затянут тьмою,
Что я о сумрак спотыкаюсь
И, падая, не замечаю,
Что я в объятиях греха.
Куда иду? Чего хочу я?
Боюсь, что в смуте этих страхов
Восстанет каждый волос дыбом
И возмутится кровь моя.
Воображение в тревоге
Рождает в воздухе виденья,
И голос эхо глухо вторит
Неумолимый приговор.
То преступление, что прежде
Меня соделало надменной,
Меня не возбуждает больше
И заставляет трепетать.
Едва передвигаю ноги,
Они стеснились кандалами,
И на плечах я слышу тяжесть,
Она мучительно гнетет;
И вся я точно льдом покрыта,
Я не хочу идти отсюда,
Я в монастырь хочу вернуться
И замолить свой страшный грех;
Я верю в милосердье Бога,
Нет стольких звезд на небе дальнем,
Нет у морей песчинок стольких,
Нет стольких атомов в ветрах,
Что, если б сочетать их вместе,
Они не были бы ничтожны
Перед числом грехов, которым
Сумеет дать прощенье Бог.
Сюда идут, я слышу шорох,
Я спрячусь здесь, чтоб не видали
Меня прохожие, и после
Немедленно вернусь наверх.

(Прячется.)