М и г у ц к и й. Наконец-то я вас нашел. Здравствуйте, Павел Андреевич.
Г у д о в и ч
М и г у ц к и й. И совершенно случайно. Иду, слышу — кто-то играет: «А в поле верба». Ну, думаю, это кто-нибудь из наших.
Г у д о в и ч. А оказалось…
М и г у ц к и й. Так оно и оказалось.
Г у д о в и ч. Я вас тоже. С того дня, как вы бросили меня с тяжело раненной женой на руках.
М и г у ц к и й. Да-а… Это уж больше года будет. Я слышал, что Ганна Яковлевна умерла.
Г у д о в и ч. Через две недели после того. А я вот… остался здесь.
М и г у ц к и й. И у меня тогда тоже… почти все сгорело. Мало что успел вытащить.
Как вы животе, Павел Андреевич?
Г у д о в и ч. Ничего, хорошо живу.
М и г у ц к и й
Г у д о в и ч. Надоело: каждый день белый да белый. Велел черного принести.
М и г у ц к и й. Шутник вы, Павел Андреевич. Это хорошо, что вы не теряете чувства юмора, но так жить… Работаете где-нибудь? Я слышал, вы работали в оркестре… рядовым оркестрантом.
Г у д о в и ч. Второй скрипкой.
М и г у ц к и й. Смеха достойно! Лучший белорусский композитор… В искусстве вам принадлежит первая скрипка.
Г у д о в и ч. А мне и второй не доверили. Прогнали.
М и г у ц к и й. За что?
Г у д о в и ч. Да вот за это самое. Говорят, слишком много чести для нас.
М и г у ц к и й. А знаете, я бы тоже вас прогнал. Нечего глупостями заниматься. Я хочу вам предложить настоящее дело… по вашим силам и таланту.
Г у д о в и ч. А вы… Это в ваших возможностях?
М и г у ц к и й. Я — заведующий отделом искусств.
Г у д о в и ч. А-а, тогда понятно.
М и г у ц к и й. Третий месяц. Все хотел с вами поговорить, да вас нигде не видно. Я хочу подписать с вами договор.
Г у д о в и ч. На что?
М и г у ц к и й. На оперу.
Г у д о в и ч. На какую?
М и г у ц к и й. На «Счастливую долю».
Г у д о в и ч. Вы… издеваетесь?
М и г у ц к и й. Нисколько. Опера на ту же тему: как белорусский народ нашел свое счастье. Только там речь шла о счастье советском, а тут…
Г у д о в и ч
М и г у ц к и й. Белорусском.
Подумайте. Либретто готово. Гонорар — тридцать…
Г у д о в и ч
М и г у ц к и й
Г у д о в и ч. Вы опять пришли меня пугать?
М и г у ц к и й. Но ведь вы со мной согласны?
Г у д о в и ч. Я не хотел бы дискутировать с вами на эту тему.
М и г у ц к и й. Можете смело говорить все, что думаете. Я в гестапо не побегу… Так вот, мы договорились, что Советская власть…
Г у д о в и ч. Я с вами не договаривался относительно Советской власти.
М и г у ц к и й. Все равно, это без вас произойдет. Ну, а белорусский народ? Он-то ведь остается. Какова бы ни была его психика, немцы не будут приспособлять к ней свою политику. Значит, нужно белорусскую психику приспособить к политике немцев. Иначе получится разлад, который плохо кончится для белорусского народа. Вот тут-то искусство и может сыграть огромную роль.
Г у д о в и ч. Белорусскую психику приспособлять к фашистской политике… Вы свою уже приспособили?
М и г у ц к и й. Я всегда рассуждаю трезво.
Г у д о в и ч. Однако ваш пример может оказаться неубедительным. Народ скажет, что он не согласен приспособлять свою спину к фашистской палке и свою шею к фашистской петле.
М и г у ц к и й. Зачем же петля? Петля — это на случай разлада.
Г у д о в и ч. Вы мне пока что предлагаете палку?
М и г у ц к и й. Я вам предлагаю тридцать тысяч.
Что вы на это скажете?
Г у д о в и ч. К сожалению, я должен вас поблагодарить…
М и г у ц к и й. Отказываетесь?
Г у д о в и ч. Совершенно независимо от теории приспособления. Я человек нетрудоспособный. После всех несчастий, которые на меня свалились…
М и г у ц к и й. А вы бы попробовали.
Г у д о в и ч. Пробовал, ничего не выходит. Ни мыслей, ни чувств — полная прострация.
М и г у ц к и й
Г у д о в и ч. Олух-олухом стал. Как будто никогда и не бывало таланта.
М и г у ц к и й
Г у д о в и ч. Я тоже надеюсь, что когда-нибудь пройдет.