П е р е г у д. Пожалуйста.
К о р е н е в и ч
П е р е г у д. Помню, товарищ майор.
К о р е н е в и ч. Очень хорошо пела. И песня такая… душевная.
П е р е г у д. Скорее бы, товарищ майор. По знакомым стежкам легче будет продвигаться.
К о р е н е в и ч. У вас кто-либо остался там?
П е р е г у д. Мать и сестра.
К о р е н е в и ч. Ждут нас там. Ну, еще раз желаю вам успеха.
К о р е н е в и ч. На славу или на смерть послал я паренька? Я должен был так поступить… А вместе с тем осадок на душе, как будто я сделал что-то плохое. Что ж, будь что будет. А парня заело. Теперь он на рожон полезет… Если умрет, мне ее тем более не вернуть… Он в ее глазах будет страдальцем и героем. И мертвый надо мной, живым, возьмет верх… Я думал, что рана совсем зажила, а разбередил — и снова больно. Однако надо взять себя в руки. Завтра бой.
Позовите ко мне начальника штаба.
Р о д н ы й. Надо лейтенанту хлеб подогреть.
Д у б о в е ц. Подогрей, он сейчас должен прийти.
Р о д н ы й
Д у б о в е ц. С утра было тридцать пять градусов.
Р о д н ы й
Д у б о в е ц. О семье ничего не слышно?
Р о д н ы й. Пятьсот километров за фронтом — что о ней услышишь.
Д у б о в е ц. Многие вышли.
Р о д н ы й. Куда ей с ребенком! Жила в деревне. Пока поняла, что происходит, так и убегать некуда. Может, уже в земле.
Д у б о в е ц. У тебя кто — сын или дочь?
Р о д н ы й. Сын был… Павлик. Теперь ему было бы три года.
Испортил он мне жизнь, чтоб ему пусто было.
Д у б о в е ц. Кому это?
Р о д н ы й. Адольфу Гитлеру. Я уже совсем было на дорогу выбился. Построил хату, сын подрос — жене можно было выходить в поле. И в колхозе дела пошли лучше. Можно жить по-человечески. А тут — на тебе, эта бешеная собака. Ох, если бы, кажется, он в мои руки попался!
Д у б о в е ц. Какую бы ты ему кару придумал?
Р о д н ы й. Расстрелять — это для него мало. Мучить — только себя поганить. Я бы его, сукина сына, в клетку посадил и — в зверинец. Пусть бы люди смотрели, как на чудовище, пока не подох бы.
Д у б о в е ц. Рядом с тигром.
Р о д н ы й. Тигру обидно будет. Что ж тигр — зверь как зверь. Ему так определено природой — кормиться мясом. Ему другого выхода нет. А когда человек становится зверем, это страшнее. Разве какой зверь пролил столько крови? А еще бросает листовки: переходите на нашу сторону, у нас новый порядок. Провались ты со своим порядком, гад поганый!
Д у б о в е ц. Наш порядок, выходит, лучше?
Р о д н ы й. Наш — это наш. Мы сами его установили. Если нехорошо, мы сами и поправить можем. А тут нашелся черт лысый со своим порядком.
Д у б о в е ц. Раньше некоторые и не чувствовали, как дорога им Советская власть.
Р о д н ы й. Мало ли чего раньше не чувствовал. Раньше по своей земле ходил и тоже ничего не чувствовал. Земля и земля, что тут такого? А теперь, если бы вернулся, так, кажется, целовал бы эту самую землю.
П е р е г у д. Что ты делаешь, Костя?
Д у б о в е ц. Готовлю боевой листок. Надо написать про героев.
П е р е г у д. Поручи кому-нибудь. Дело есть.
Р о д н ы й. Может, обедать будете, товарищ лейтенант?
П е р е г у д. Потом. Пойди позови ко мне Бондарева.
Р о д н ы й. Вот ваш паек, товарищ лейтенант.
П е р е г у д. Ладно.
Д у б о в е ц. Зачем тебя вызывал майор?
П е р е г у д. Ночью в разведку. Надо достать «языка».
Д у б о в е ц. Дело серьезное.
П е р е г у д. Если б ты только знал, от кого я сегодня получил письмо!
Д у б о в е ц. От девушки — по глазам вижу.
П е р е г у д. От Наташи.
Д у б о в е ц. От какой Наташи? Я такой не знаю.
П е р е г у д. От Натальи Николаевны.
Д у б о в е ц. Ах, вот что!