Разумеется, «сукно», которое устилали перед Овсенем,
было цвета красной зари. К срубанию дерева и мощению моста для Овсеня или «нового года» относится старинная загадка: «Когда свет зародился, тогда дуб повалился, и теперь лежит». В святочных обрядах и песнях часто соседствовали образы коня и Овсеня, об их древнейшей связи свидетельствует созвучное имя Усиньш мифического покровителя лошадей у латышей.[383]Солнце «поворачивало к лету», и с сельских околиц к нему летели голоса:
Солнышко, повернись!Красное, разожгись!«Помогая» восхождению солнца, селяне вкатывали в «небесную гору» горящее колесо:
В гору катись, с весной воротись!На Коляду
величали «коловорот-свет-поворот», а иначе – солнцеворот, который «звал солнце» двигаться к весне:Колесо, гори, катись,С весной красной воротись!Коловорот-свет-поворот,Стоит прямо у ворот,Колесо в руке несёт,Красно солнышко зовёт…Коляда, Коляда!Пришла КолядаКоляда-Молода!Солнечная символика объединяла все колядные обряды. Одной из любимых святочных забав являлся поиск детьми и девушками «золотого колечка» – небесного светила, на время исчезнувшего в зимний солнцеворот:
Уж я золото хороню, хороню,Чисто серебро хороню, хороню,Я у батюшки в терему, в терему,Я у матушки в высоком, в высоком!Под «высоким теремом» понимали землю с небесным сводом. Святочные поверья рассказывали о ведьмах, которые крали с неба месяц и звёзды, но покуситься на солнце не смели. Солнечные образы сохранялись столетиями. В начале XX века владимирские колядницы пели под окнами таусень,
вряд ли сознавая, что воспевают лучи восходящего солнца:Как у нашего хозяинаДорогие ворота,Золотая борода,Золотой усок /…/!Таусень, таусень!В избу, где собрались девушки, с шумом, воем и криками врывалась ватага калядующих
парней в страшных харях и вывернутых тулупах. Девушки начинали отчаянно обороняться. Выгнав из дома ряженую «нечисть», полагали, что избегли «омрачения» и обезопасили себя в наступающем году от зла. Истоки обрядовой борьбы в эти дни сил света и тьмы восходили к индоевропейской древности.Духи предков
Колядующие наряжались медведем, конем, козой, журавлём, надевали тулупы шерстью вверх и звериные скураты,
ходили по дворам «кликать Коляду», «Овсень прокликать». После разрешения «Кличьте!» начинали петь колядки и овсеньки, восхваляли двор и величали хозяев, желали им всякого блага, доброго урожая:Нового годаВсему роду!Чтоб здоровы были,Много лет жили!
Ряженые. Гравюра. XIX в.
Святочное ряжение в медведя, старика и волка.
Гадания. Литография. XIX в.
Святочные гадания на петухе, кошке, полене и овчине.
По селу на санях или даже в лодке, установленной на сани, возили мехоношу
в меховой харе и с кошелем для сбора подарков. Во главе с ним колядовщики совершали обход домов и пели волочебные песни – так впоследствии называли древнее волшебное пение, или волхование, состоящее из прорицаний и благих пожеланий волхвов от имени пращуров, волочением называли и трудный зимний путь, которым следовали на землю с небес их души. Несомненно, этот обычай восходил к обряду «встречи» во время летней Русальницы предков-гостей из небесного мира.Память о том, что ряженые представляли предков, сохранилась в народном сознании. Белорусские колядовщики говорили, что их «прислали деды по блины».[384]
Гостей потчевали – почитали с угощением, которое должно было обеспечить семье в наступающем году помощь небесных радетелей: плодородие и богатство. Обряд одаривания называли щедровками (от выражения «ещё дар» и прилагательных щедр, щедрый). После обхода села колядовщики собирались на посиделки и устраивали пир, делясь между собой всем, чем одарили односельчане.В конце Зимних свят
совершались проводы пращуров. В домах и на дворах развязывали соломенные жгуты, оберегавшие живых и мёртвых все дни праздника. В полдень под сияющим солнцем (или в полночь под усыпанной звёздами дорогой в ирий) разводили в святилище поминальный костёр, сжигали в нём сметённую с праздничных столов солому и обережные опояски. Все собравшиеся созерцали, как духи предков (кумы, русалы) искрами возносятся к небесам, сливаясь с созвездиями.Колядки и гадания