Другая

В углу, где обитают поварихи, имеется большой стол с нержавеющей столешницей, за которым усаживаются на собраниях и в перерыв на кофе, там стоит банка с кофейными деньгами – надо класть две кроны за каждую чашку, исключения не допускаются, – еще там лежат листы с рецептами и пачка зачитанных старых дамских журналов, открытых на страницах с кроссвордами. Поварихи обычно склоняются над ними во время кофепития, а иногда вписывают слово в ожидании, пока что-нибудь доварится. Однажды после обеда они сгрудились вокруг подсказки «звукоподражательный», крутили, вертели, считали клеточки: «эхо» не подходило – слишком коротко, попробовали удлинить – «эхосигнал», «эхоимпульс» – все равно не подошло. Когда они вернулись к своим котлам, я сосчитала клеточки: восемнадцать. О Н О М А Т О П О Э Т И Ч Е С К И Й. Назвать слово я не решилась, поскольку знаю, как они посмотрели бы на меня: в их взглядах читалось бы такое изумление оттого, что мне это слово известно, что оно заслонило бы радость от получения в кроссворд длиннющего слова. Однажды я попыталась объяснить, что в университете не бывает каникул, и одна из женщин в мойке сказала, что у ее дочери есть рождественские каникулы, спортивные каникулы и пасхальные каникулы, а она учится в гимназии Хага, я возразила: «Да, в гимназии каникулы есть…» – и поняла, что она не понимает разницы между гимназией и университетом.

– Скажи, что у меня когда-нибудь будет другая работа, – прошу я Алекс, полулежа на диване в ее красной гостиной с бокалом вина, которое она налила мне из упаковки «Бэгинбокс».

Вино не особенно хорошее, но все равно кажется роскошью и чем-то изысканным – выпить бокал вина или два, или три, а иногда четыре, обычным будним вечером, при ее студенческих финансах и моей низкой почасовой оплате: мы пьем не ради того, чтобы напиться, во всяком случае здорово напиться, просто для приятного опьянения, цивилизованного опьянения, вполне подобающего нам. Алекс при каждой встрече пристает, что я должна больше писать, раз уж мне хочется писать, и поскольку писать мне действительно хочется, я ее послушалась. Написала новеллу, и сама понимаю, что она не особенно хороша, не как у Томаса Манна или Достоевского, но, по крайней мере, не хуже многого того, что пишут и издают дебютанты моего возраста. Как только у меня наберется достаточно много новелл, я пошлю их в издательство.

– Конечно, у тебя будет другая работа, – говорит Алекс. – Но главное – ты напишешь массу книг.

Она поднимает брови.

– За тебя, – бормочет она, чокаясь со мной перед тем, как отпить глоток. Сама она толком не знает, чем хочет заниматься в будущем, но чем-нибудь в сфере СМИ. Или, возможно, продолжит учебу в университете в надежде однажды защитить диссертацию.

– Твой любовник мог бы тебя содержать, – произносит она потом.

– Не думаю, что это актуально, – отвечаю я.

– Он говорил что-нибудь насчет того, чтобы бросить жену?

Эта тема мне неприятна, когда приходится ее касаться, у меня внутри все сжимается. На самом деле я думаю об этом все время, но рассказывать о своих мыслях мне трудно даже Алекс, которая, я знаю, меня не осуждает. Я часто думаю, что вовсе не обязательно делиться всем. Рассказывать об очень личном кому бы то ни было мне всегда неловко.

– Впрямую мы об этом не говорили, – бормочу я.

– Тебе следует спросить его, что он себе думает. Если ты хочешь чего-то большего, чем быть его любовницей, наверное, надо на него давить.

– Я, в общем-то, не из тех, кто что-то выпрашивает.

– Возможно, тебе следует стать такой.

После любовных утех я делаю кофе, сейчас первая половина дня, ему потом надо ехать в больницу. На работу в столовую меня не вызвали, и я собираюсь весь день писать, хотя знаю, что ничего хорошего из этого, вероятно, не получится, но я думаю, что если достаточно долго посидеть за компьютером перед открытым документом, то рано или поздно я что-нибудь напишу от чистой скуки.

Мы пьем кофе за моим маленьким кухонным столом, мне очень нравится, когда Карл здесь сидит. Возникает ощущение, будто мы настоящие супруги, пьющие кофе перед его отъездом на работу, а вечером мы займемся чем-нибудь приятным, совершенно обычным, но приятным, скажем, посмотрим фильм, выпьем по бокалу вина, и я засну на диване, положив голову ему на колени; думая об этом, я чувствую почти боль в сердце.

Карл откашливается.

– У тебя есть какие-нибудь определенные планы на завтрашний вечер? – спрашивает он.

У меня почти никогда нет определенных планов. Я отрицательно качаю головой.

– Я подумал… – начинает он. – Я подумал, может, ты захочешь составить мне компанию. На вернисаж.

– Серьезно? – удивляюсь я.

Он смеется.

– Серьезно. Жена в отъезде и… ну, я подумал, что тебе это может понравиться. Это в Музее искусств.

Меня захлестывает волна любви. Я непроизвольно встаю и обнимаю его, сама чувствуя, какой у меня радостный вид. Карл это тоже замечает, улыбается мне в ответ. Он так красив, когда улыбается.

– Это торжественное мероприятие? – спрашиваю я, прижавшись лицом к его шее. – Что нужно надевать?

– Думаю, большинство придет прямо с работы.