Другая

В этот момент я чувствую, что действительно люблю его, и сдерживаю возникшее у меня желание сказать, что он переоценивает: такое искусство уже приелось. Мне хочется, чтобы он продолжал считать эту картину великолепной, поскольку он смотрит на нее с таким радостным видом; это – новое чувство, новая нежность, от которой я утрачиваю всякую потребность в самоутверждении, любые инстинктивные желания предстать умной. Он знает, что я разбираюсь в искусстве лучше него, его это не смущает, не вызывает потребности показать свое превосходство или потребности демонстративно признать свою слабость, как, по моим соображениям, поступил бы Никлас; я встречала таких мужчин: настолько любящих подчеркнуть, что они ничего не знают именно об этом, будто они стремятся получить похвалу за то, что они, в виде исключения, не выходят на первый план, тем самым все равно выходя на первый план, меня это приводит в бешенство.

Карл никогда не ведет себя демонстративно, он, напротив, проявляет любопытство, радуется возможности узнать больше, и когда я объясняю, почему мне нравится картина совершенно другого типа из собрания музея – спящий мальчик конца девятнадцатого века, – он внимательно слушает, смотрит на меня заинтересованным взглядом.

Это наводит меня на мысль, что у нас действительно могло бы быть совместное будущее. Я сознаю, что людям этого не понять. Им не понять, что между нами существует основополагающее уважение, причем взаимное: ведь он интересуется мною не только потому, что я моложе него и он находит меня красивой и привлекательной для занятий сексом, а потому, что любит со мной общаться, считает меня умной и способной что-то создавать. Наши отношения не имели бы ничего общего с историей Пигмалиона – со мной в качестве его Элизы, было бы ужасно, проявляй он ко мне нечто вроде жалости. Я все-таки знаю, что обладаю потенциалом для культурного развития, я стремлюсь в этом направлении с тех самых пор, как обнаружила, что существует история искусства и литературы, которую надо завоевывать: я, подобно тянущемуся к свету цветку, стремлюсь вверх, к правдивому, хорошему, прекрасному.

В какой-то степени мы с Карлом похожи, с ним у меня больше сходства, чем с кем-либо из парней моего возраста, да и девушек тоже, потому что находиться с ним так приятно. Мы просто две части одного целого.

Думаю, Карл чувствует то же самое, поскольку всего неделей позже он приглашает меня к себе домой. Четверг, вечер, и он один: днем жена с детьми и тещей уехала на длинный уикенд в Лондон, а Карлу пришлось остаться дома, ему надо работать. Их уикенд в Лондоне, вероятно, стоил больше, чем поездка в отпуск, бывшая в моем детстве главным событием года, – примерно неделя в съемном домике на острове Эланд или Готланд, или где-нибудь в Дании; мне приходится бороться с собственным разумом, чтобы не позволить осознанию этого факта обесценить воспоминание о тех летних путешествиях – наших единственных выездах. Впрочем, поездка в Лондон является для семьи Мальмберг всего лишь малой частью путешествий; помимо спонтанных уикендов, они ездят кататься на лыжах во время спортивных каникул и в долгий отпуск за границу летом – по меньшей мере на три недели в Южную Европу, и еще куда-нибудь на осенних каникулах, если Карлу позволяет работа, иначе едут только жена и дети, возможно вместе с подругой и ее детьми, наверное, они ездят куда-нибудь и на Пасху, в таком случае к друзьям на юго-запад провинции Сконе, это такая же естественная часть годового цикла, как празднование Рождества и Дня летнего солнцестояния; я думаю о побережьях, где побывала в детстве, думаю о кемпингах. Там было красиво, на Балтийском море красиво. Видимо, это, как и все остальное в моем детстве, сделало меня такой, какая я есть.

Однако мне не нравится то, какая я есть.

Разум говорит мне, что отпуска не виноваты, это моя собственная вина.

Они живут в старом доме из светло-кораллового камня. По своду над входом мягко извиваются побеги с цветами и фруктами в стиле модерн, входная дверь большая и тяжелая. Свет на лестничной клетке приглушенный, мраморный пол содержит вкрапления маленьких фоссилий.

В доме четыре этажа, Мальмберги живут на самом верху. Там всего две квартиры, две высокие двустворчатые двери с латунными табличками. Я звоню, и Карл сразу же открывает, вид у него радостный. На нем рубашка и джемпер, в точности как обычно бывает у меня дома, но выглядит он все-таки более расслабленным, явно чувствует себя по-настоящему дома, на рубашке расстегнута дополнительная пуговица, волосы слегка растрепаны. Я иду за ним через прихожую в гостиную, большую и светлую. Бóльшую часть пола покрывает восточный ковер, на больших элегантных креслах и диване лежит множество подушек с ярким рисунком, на красивом журнальном столике стоит большая ваза с тюльпанами. Книжные полки плотно заполнены. Камин, эркер с видом на коньки крыш – круглое помещение, которое, как я понимаю, располагается в маленькой башне на одном из фронтонов дома. В центре стоит рояль.