Я содрогнулся, когда кончики ее пальцев дотронулись до моей спящей сестры: обгрызенная кожа вокруг ногтей Долли была черной – во въевшихся чернилах и запекшейся крови. Облизывая свои блестящие красные губы, Долли посмотрела на Цыганку:
– И давай оставим все как есть.
Слабый скрип, послышавшийся сзади, привлек мое внимание. Затем очень медленно, так медленно, что это могли заметить только мы с Цыганкой, потому что находились на ногах, лодка чуть-чуть сместилась под весом еще одного человека. Человека, который старался двигаться как можно тише.
Флейтист.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «давай оставим все как есть»? – спросила Цыганка.
Долли сменила позу. Голова Элис теперь покоилась у нее на коленях, как голова ребенка на коленях у матери, вот только ничего ласкового в этом не было.
– Ты действительно
– Она закончит историю, – сказала Цыганка. – И мы вернемся туда, где были раньше.
– Вот именно, – подтвердила Долли. – Ты снова станешь Цыганкой Веретено, которая ищет свой голос. Подумай над этим! Ты можешь остаться здесь, носить ее одежду, говорить ее голосом. Так ли велика потеря – перестать быть Цыганкой Веретено и вместо этого стать Элис?
В глазах Цыганки заблестели подступившие слезы.
– Что хорошего она сделала для тебя? – шептала Долли. – Она лишь причиняла тебе страдания. Все, что с тобой происходило, происходило по
– Цыганка, не слушай ее! – взметнулся я.
Неосознанно Цыганка дотронулась до своего горла. До своих губ.
– Ты можешь это исправить. – Долли придвинулась ближе. –
Долли положила нож поперек кровати, придерживая лезвие большим и указательным пальцами. Рукоятка словно указывала на Цыганку и находилась от нее на расстоянии вытянутой руки.
– Все, что тебе нужно сделать, это всего лишь убедиться, что она никогда не проснется…
Лезвие гипнотически сверкало. На его блестящей поверхности отражались почерневшие, обгрызенные пальцы Долли.
– Можешь убить ее? – прошептала Долли. – Хватит ли у тебя смелости взять свою судьбу в свои руки? У тебя хватит духа, Цыганка?
По щеке Цыганки скатилась слеза.
Долли ухмыльнулась:
– Нет, как я и думала. Ты слишком слаба.
– Нет, – проговорила Цыганка сквозь стиснутые зубы. – Я этого не сделаю. И не потому, что я слаба, – я какая угодно, но не слабая. Я сильнее
Пальцы Долли сомкнулись на лезвии ножа, ее глаза сузились. Красные капли сочились из ее сжатой руки, стекая на одеяло.
– О, не будь такой благородной, это скучно! – Она закатила глаза. – Я могла бы позавидовать тебе, Цыганка. Признаюсь, поначалу я и завидовала. Как не завидовать: ты ведь хорошая девочка, ты героиня и у тебя в конце все будет хорошо. У тебя даже имя как из сказки, а я старая добрая Дороти Граймс. Я всегда была плохой, и чем дальше, тем больше. Но знаешь что? Это лучше, чем быть размазней. В общем, ты, Цыганка, сиди сложа руки как хорошая девочка и жди, когда к тебе вернется твой голос.
Она разжала ладонь с лезвием, теперь испачканным ее кровью, затем схватила нож за рукоятку и высоко занесла его. Красная капля сорвалась с его кончика и упала на сердце Элис.
– Нет! – закричал я. – Мы дали тебе то, что ты просила! Ты сказала, что не причинишь вреда Элис!
Рот Долли скривился в уродливой ухмылке:
– Я писатель. А это делает меня отменной лгуньей.
В ярости я бросился на нее, но грохнулся – забравшийся на лодку Флейтист в прыжке оттолкнул меня и всем весом придавил к полу, так что я не мог глотнуть воздуха.
– Держись от нее подальше, – выдохнул он, скатываясь с меня и вставая на ноги. – Она убьет тебя!
– О, прекратите этот шум, – захихикала Долли… и вонзила нож в сердце Элис.
Из моего рта вырвался дикий крик. Я не знал, что человек может так кричать. Я освободился из хватки Флейтиста и кинулся к Элис, оттолкнув Долли. Я прижал Элис к себе. Она не пошевелилась, не проснулась – совсем ничего. Ее лицо было умиротворенным, как если бы она ничего не почувствовала. Я кричал за нас двоих, кричал так, будто это мое сердце рассекли надвое. Я вцепился в нож, по рукоять вонзенный в грудь Элис, и выдернул его.
– Не трогай! – прохрипел Флейтист, но слишком поздно.
Я сморгнул слезы, сбитый с толку. Почему он так сказал? Ведь ясно же, что я не могу оставить нож в груди Элис… И тут я понял почему.