Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Один из трех актеров московского Театрально-музыкального училища имени А. К. Глазунова, обвиненный в 1941 году в мужеложстве, вышел на свободу после аналогичного пересмотра первоначально полученных против него показаний. Женатый актер Марковский дважды признавался следователям, что, работая в театре города Благовещенска, совершал акты мужеложства с товарищем по обвинению Федоровым. Последний на допросе подтвердил это признание[886], а на суде отказался от своих слов, и теперь уже Марковский заявлял: «Меня уговорил следователь подписать показание о том, что я имел половое сношение» с Федоровым. Вероятно, в промежутке между допросами и судом обвиняемые договорились о новом сценарии защиты для спектакля за закрытыми дверями. На суде Марковский предстал в амплуа рьяного поборника «нормальных» отношений. Он сообщил новые сведения, о которых не говорил на следствии. Теперь Федоров признавался: «Когда я завел разговор о мужеложстве, то он [Марковский] мне сказал, брось об этом думать, потому что это может плохо кончиться»[887]. В версии Марковского оттенялись выигрышные моменты того разговора: «Я ему [Федорову] сказал, что у нас много хороших девушек, что это [мужеложство] нехорошо». Особо было подчеркнуто, что во время ареста жена Марковского (вторая по счету) была беременна[888]. (Тот факт, что молодая женщина жила в Киеве и совершенно очевидно не общалась с мужем, показавшим на допросе во время ареста, за три недели до этого, что «адреса ее не знает», был проигнорирован[889].) Суд также удовлетворил просьбу Марковского об оглашении свидетельств, характеризующих его с положительной стороны как благопристойного, бдительного и нормального в отношениях с женщинами гражданина[890]. Его друг утверждал, что Марковского возмутили «безобразия», вскрывшиеся в театре Благовещенска, и что он доложил тогда об этом властям, а теперь желает оттуда уволиться.

Соседка актера свидетельствовала:

Я знаю Марковского с 1930 года. Марковский дружил с девушкой из нашего дома, которая умерла, потом была еще девушка. Мы еще над ним смеялись, что он так мало дружит с ребятами. Марковского я знаю до поездки на Дальний Восток. Я не могу допустить мысли, что Марковский мог заниматься педерастией[891].

Даже вымученное и неохотное признание жены Марковского, которая сказала: «В Благовещенске мы были с ним в одной группе и проводили все время вместе, но я жила в отдельном номере», – не поколебало решимость суда оправдать ее мужа[892]. Тем временем двое холостяков, проходивших по тому же делу, были осуждены, хотя адвокату Андреевского С. Д. Босько удалось добиться для него сокращения срока заключения на один год. В дополнение к уже приводившимся аргументам, использованным Босько в этом деле, следует упомянуть и примененный им прием гетеросексуальной защиты. Верховному суду адвокат заявил, что во время судебного разбирательства «по делу точно установлено, что Андреевский не являлся в полной мере гомосексуалистом», поскольку между эпизодами мужеложства был перерыв в полтора года. В апелляции Босько утверждал, что двадцатитрехлетний неженатый студент «еще молод и может исправиться и при меньшем сроке наказания»[893]. Адвокат сместил акцент с акта мужеложства на идентичность и настаивал, что его клиент в своей основе «нормальный» и, следовательно, исправимый. Для описания отношений между полами термин «гетеросексуальность» не использовался ни в одном из дел о мужеложстве, слушавшихся в Московском городском суде. И тем не менее в процессе терминологических споров касательно того, кто был «педерастом» или «гомосексуалистом», адвокаты и подсудимые (вероятно, по подсказке судебных следователей и судей) стремились подчеркивать маскулинность обвиняемых, которая основывалась на «нормальной» сексуальности и семейных узах. Во время закрытых судебных заседаний, на которых рассматривались дела «гомосексуалистов», мужская гетеросексуальность получила новое смысловое наполнение.

«Противоестественная половая жизнь с разными женщинами»