Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

Другая писательница, вспоминая свое пребывание в ГУЛАГе в начале 1950-х годов, представила более подробные впечатления об «оно». «Литературно-научное слово „лесбиянка“ не было популярно», – писала она. От шутливого слова «оно» по отношению к маскулинизированным лесбиянкам лагерный словарь варьировался до «безжалостного» криминального ярлыка «кобёл»[946]. Часто такие женщины ходили в брюках, коротко стриглись, желая походить на мужчин. Особенно много их было среди блатных, но также были известные случаи существования такого типажа среди заключенных немок, и «бывали они и среди нашей интеллигенции». Эта авторка считала, что украинки и крестьянки были меньше других подвержены такому «моральному разложению», тем не менее она писала, что было несколько случаев крепкой дружбы, завязанной на вере в Бога, в которых лишь «сублимация» позволяла удержаться от перехода к сексуальным отношениям. Среди блатных однополые отношения велись «откровенно», в то время как «в интеллигентной среде все, естественно, было скрытно, завуалированно, двусмысленно»[947].

Заслуживающие доверия авторы, писавшие о лагерной жизни в 1940–1950-х годах, приводят похожие сведения об однополых отношениях между женщинами, с теми же моральными и классовыми особенностями[948]. Ольга Жук очерчивает стереотипы поведения «буч» и «фем», которые характерны для женской тюрьмы в современной России, и пишет, что такой тип поведения зародился в ГУЛАГе при тоталитаризме[949]. Понятия и связанные с ними ролевые модели «кобёл» (т. е. женщина, исполняющая «мужские» роли) и «ковырялка» (т. е. та, что исполняет «женские» роли) дожили до наших дней, воспроизводя некое подобие «патриархальной и строго регулируемой структуры гетеросексуальной советской семьи». И маскулинное насилие, и фемининная нежность гетеросексуальных отношений в совокупности представлены в тюремной ролевой системе. Лесбиянки-заключенные «живут семьями», которые основаны на прообразе отношений между мужчинами и женщинами, как об этом писал обозреватель Владимир Бондаренко. Как и в воспоминаниях из ГУЛАГа, записанных мемуаристками, Жук находит источник таких тюремных ролей на «криминальном подворье». Она отмечает, что эти роли сохранились и за пределами тюремных стен – «среди рабочего класса, особенно среди люмпен-пролетариата и деклассированных элементов»[950]. Новый виток развития в постсоветском описании отношений «буч – фем» в тюремных стенах, заключается в утверждении (говоря словами Жук), что такие связи являются «устоявшимися» и «семейными», или, как сказал Бондаренко, «женщины воссоздают в тюрьме мир, который они потеряли». Даже психиатры советских и постсоветских тюрем нехотя, но с невольным одобрением говорили и продолжают говорить о «гомосексуальных семьях» среди женщин-заключенных[951].

Десталинизация и регулирование однополой любви

Смерть И. В. Сталина в марте 1953 года послужила толчком к началу процесса политических преобразований, который в целом считается либеральным и гуманным. Десталинизация, вначале с осторожностью выдвинутая коллективным руководством, а затем более откровенно при консолидирующей роли Н. С. Хрущева, явилась попыткой обновить отношения коммунистической партии с обществом. В частности, под строгий партийный контроль был взят Комитет госбезопасности, партийное руководство обуздало террор и стало избавляться от системы ГУЛАГа. К концу 1950-х годов примерно четыре с половиной миллиона гулаговских узников и спецпереселенцев обрели свободу. Возвращаясь к нормальной жизни, эти люди стремились вернуть себе утраченную работу, дома, семьи и образ жизни[952]. Ключевым аспектом десталинизации была попытка партии внедрить «социалистическую законность» и либерализовать советское уголовное законодательство. Третьей важной чертой этого политического сдвига была сопутствовавшая ему интеллектуальная «оттепель». И хотя цензура не была отменена, темы и вопросы, ранее запрещенные, теперь были разрешены (с определенными оговорками) для изучения и освещения в популярных и специальных изданиях. Несмотря на эти позитивные сдвиги, «либерализация» не затронула гомосексуальность, и, как ни парадоксально, десталинизация способствовала усилению слежки за мужчинами и женщинами, приверженными однополому влечению, и изоляции их от общества.