Состоятельные женщины могли даже быть клиентками проституток. Так, в начале 1880-х годов преуспевающая помещица Юлия Островлева (в приведенном ниже фрагменте, принадлежащем ее психиатру, – г-жа N) после знакомства на улицах Санкт-Петербурга с проституткой стала практиковать «противуестественныя половыя отправления» с другими женщинами. Островлева утверждала, что в укромном уголке, коим являлся публичный дом, процветал мир женщин, любящих женщин. Ее психиатр, Владимир Федорович Чиж, писал:
Среди ея многих знакомых с извращенным половым чувством она жила самою разнообразною жизнию любви и половаго чувства: тут была и платоническая любовь, и ухаживание, и ревность, пресыщение, измены, связь с двумя женщинами одновременно, радости победы и огорчения неудачи, – одним словом, вся жизнь г-жи N была поглощена этой извращенной любовью. Она любила переодеваться в мужское платье, катала на тройке за кучера объектов своей любви, переодевшись в мужской костюм, ездила по публичным домам, тратила много денег на женщин. По ея уверениям, женщин с извращением половаго чувства далеко не так мало, как мы обыкновенно думаем, и при том оне занимают самое разнообразное общественное положение[223]
.Данная история – первое в России психиатрическое исследование об «извращении полового чувства» у одного из полов. Оно ясно указывает, что уже в Петербурге начала 1880-х годов возникла культура женщин, осознававших свое сексуальное единение независимо от классовых делений. Публичный дом был одним из учреждений, где эти женщины могли тайно встречаться.
Через десять лет после опубликования истории Островлевой, или г-жи N, внимание экспертов в столице привлекло другое уголовное дело. Владелец табачного магазина в Санкт-Петербурге, женившийся на проститутке Красавиной, был обвинен в ее убийстве. В 1893 году он застал супругу в постели с проституткой – одной из ее бывших коллег – и зарезал супругу на месте. История отношений Пелагеи Красавиной с ее любовницей была заслушана в суде и позднее описана гинекологом Ипполитом Михайловичем Тарновским (1833–1899) в 1895 году[224]
. Жизнь Красавиной в качестве «трибады-проститутки», как и жизнь Островлевой и ее круга в публичном доме, была скрыта от внешнего мира, и ей потворствовали как коллеги, так и, возможно, хозяйки тех различных заведений, в которых она работала. Анна Иванова, двадцатичетырехлетняя секс-работница одного из таких заведений, свидетельствовала в суде, что Красавина и ее любовница «Лизунова сделались нераздельными и совокуплялись друг с другом – одним словом, стали тем, что у нас в домах терпимости называется кошками» (жаргонизм, обозначающий проституток, которые оказывали сексуальные услуги друг другу)[225]. Очевидно, женские однополые отношения в публичных домах Санкт-Петербурга были обычным явлением, раз у секс-работниц они получили особое название. Любовная переписка женщин была заслушана в суде в качестве улик. В одной из записок девушка Красавиной писала ей: «Ты, моя Поля, моя милая и дорогая и родная, я тебя люблю». Так же нежно выражали свои чувства проститутки в венерических лечебницах, где можно было видеть «трогательно-ласковые пары» публичных женщин, которые демонстрировали подлинную страсть друг к другу[226].