Другая материя

Есть страна – вся она из рисунков на блюдцах и прочей утвари, из иллюстраций в детских книгах, из изображений на вывесках, фантиках, открытках. Однажды, оказавшись в ней навечно, мы будем вспоминать: вот эту гору я видел в мультфильме, а этот домик нужно было собирать из мозаики, это было на наклейке, на обёртке шоколадки, это было рисунком на простыне, а это – гравюрой во взрослой старинной книге, которую мне давали посмотреть. Кто создал этот мир? В основном, заурядные художники-оформители, создатели вторичных образов, те, кто рисовал всякую ерунду ради куска хлеба, не вкладывая свою душу. Их душа и не нужна здесь; зато твоя душа вложила себя во все эти образы и сохранила их навеки. Каждый образ в ней полон вечного блаженства, потому что наполнен её собственной материей. Когда разобьются все блюдца и сгорят все книги, сотрутся в прах фантики и открытки и закончатся мультики, останется только эта страна, сотканная из детства, и её обитатели, которых ты тоже, несомненно, узнаешь.

Переводчик камней

Слушаю, как говорят камни. На даче у нас полно камней – гранитные валуны, остатки укреплений Зимней войны. Под тройной берёзой у нас на участке лежат три валуна. Они говорят с берёзой. С ними говорит бельевая верёвка, прищепки, гроза, прислонённый к скамье велосипед. Слушаю, как говорят камни, – о том, что известно им. Голое и покрытое мхом, завёрнутое само в себя, гладкое, серое, твёрже костей – слово камня. Я научилась понимать их речь – как глубокую, низкую вибрацию где-то в затылке, медленный дельта-ритм, немое пение из дремучего сна, в котором нет сновидений. Слушаю, как говорят камни, и пытаюсь перевести на русский, но ничего не получается.

Странная встреча

Мне было пятнадцать, я шла по улице в зелёной бархатной жилетке и короткой юбке, у меня были туфли на каблуках и мелированные волосы. Передо мной шёл бомж, мужчина неопределённого возраста, плохо одетый, плохо пахнущий, возможно, пьяный. Он шёл и что-то про себя бормотал. Я нагнала его, когда мы проходили под аркой у дома бабушки с дедушкой. Он посмотрел на меня, и я отчётливо услышала, как он сказал, обращаясь ко мне: «Девушка… красивая девушка… девушка Алла». Я обалдела. А он повторял: «Красивая девушка Алла, Алла», – и смотрел на меня. Я пошла дальше, ускорив шаг. За спиной бомж бубнил: «Девушка Алла, красивая, Алла…» Вскоре я перестала его слышать.

Несправедливость. Суп

В детстве я обладала обострённым чувством справедливости. Особенно тяжело я переживала несправедливость, которую видела со стороны взрослых. Другие дети для меня были по определению несправедливы, а взрослые, как мне казалось, должны были быть справедливыми, и это было ужасно, когда они совершали какую-то явную несправедливость. Акты несправедливости вызывали во мне очень сильное душераздирающее чувство, оно поднималось волной по телу и имело в себе что-то от гнева, что-то от ужаса, что-то от отчаянного желания сделать для других несправедливость ситуации столь же ясно видимой и неприемлемой, как для меня, желание, чтобы творцы несправедливости поняли, какое космическое преступление они совершают, поняли, что они делают то, чего не должно быть на свете. Меня душили слёзы и осознание собственного бессилия. И конечно же, я испытывала желание как можно скорее несправедливость прекратить и восстановить справедливость. К сожалению, бабушка моя, на мой взгляд, часто бывала несправедлива и не видела своей несправедливости. Но и другие взрослые, кроме дедушки, бывали несправедливы, просто я реже с ними соприкасалась. Дедушка был справедлив почти всегда.