Другие. Режиссеры и их спектакли

Во имя чего, значит, ее сопротивление? Этот вопрос о Винни Наталья Кочетова задает себе, я думаю, всякий раз, выходя на сцену, и всякий раз наново на него отвечает. Иногда с оптимизмом, иногда без всякого оптимизма. Ее Винни никогда не бывает смешной и жалкой (такой почему-то должна быть Винни, по мнению некоторых театральных критиков). Растерянной – да, испуганной – да, заглянувшей в бездну – тоже, может быть, да. Умеющей быть счастливой или уговорить себя быть счастливой. Уверенной или уверяющей себя (на разных спектаклях у Н. Кочетовой это получается по-разному), что: «Не бывает, чтобы исчезло все с концами». Человеческая природа – это деятельная стихия: невероятные возможности, скрытые резервы. И даже если человек «разрушается, рассыпается, распадается» и даже если исчезла атмосфера и время остановилось, он способен призвать на помощь все свое мужество и противостоять отчаянию. Во имя чего? Непонятно. Вот вам типичный абсурд вполне реалистического мира. Жить, добиваться, стремиться, гнаться за славой или, может, властью… добиться… или не добиться – но стать горсточкой пепла или пищей для червей.

Конечно, можно и так, как Вилли (Сергей Пинегин), второй персонаж «Прекрасных дней» и вынужденный оппонент Винни: по течению, не тратя лишних сил на болтовню, молчком, бочком, читая газету… чуть не написала, глядя в телевизор. Ни режиссер, ни актеры не склонны сталкивать эти психологии или выбирать между ними. Давать какие бы то ни было советы человечеству – это не в духе драматургии абсурда, которую Беккет назвал опытом не-знающего и не-могущего. Не-знающий и не-могущий не говорит, как надо, он предлагает сомнение, предлагает вопрос. Тот, кто поймает стилистический нюанс между двумя рефренами пьесы – «Какой сегодня будет счастливый день!» и «Какой опять мог бы быть счастливый день!», – возможно, на этот вопрос и ответит. В конечном счете. До поры до времени. В помощь отвечающему на вопрос Сартр дает подсказку: ни один из авторов театра абсурда «не рассматривает человеческую жизнь и мир как абсурд» и, значит, ни один из них, хотя нам это часто кажется, не был принципиальным и убежденным пессимистом.

…Когда в финале спектакля на сцене неожиданно появляется Вилли, при фраке, цилиндре и с букетом в руке, для зрителя, не обязанного читать драму абсурда глазами, это оказывается шоком. Вилли медленно, ползком продвигается вверх по холму, к Винни, единственно дорогой и любимой им женщине, по шею зарытой в песок, примолкнувшей и, похоже, уставшей вести свою ежечасную битву за еще один счастливый денек. Слышен хруст камешков под его башмаком и хриплое прерывистое дыхание. Без единого слова Сергей Пинегин сопровождает эту сцену таким колоссальным по чувственности внутренним монологом, что заставляет зал задохнуться от нежности, забыть раз и навсегда, что пьесы Беккета – это вроде бы «сухой паек», «холодные закуски» (куда там, при таком финальном катарсисе!), и воочию убеждает, что русский Беккет, русский «театр абсурда» – это не очередная выдумка театроведов, а реальный факт.

Ефремов, не любивший формальный театр, считал, что Беккет – суперреалист, гиперреалист. «Вот это самое интересное. Вот бы сыграть этого Беккета по закону живого театра, показать возможности реализма настоящего, а не примитивного. Метафизический условный фон – пожалуйста, обстоятельства, среда – условные, немыслимые, но играть предельно правдиво, серьезно».

Вячеслав Долгачев

Может, В. Долгачеву, проведшему 10 лет в ленивых раскидистых кущах МХАТа, и надо было уйти оттуда навсегда, чтобы, наконец, сыграть в «свою игру»? В общем, если у человека есть цель, хочется, чтобы он ее поразил… За те 9 лет, что он руководит Новым театром, он оживил этот дом и сумел собрать вокруг себя компанию артистов, которые его понимают и которые стали командой.

Время любить и рожать [9]

Спектакль «Время рожать» – четвертый тактический ход режиссера В. Долгачева, который третий сезон возглавляет Новый драматический театр, осиротевший после смерти Б.А. Львова-Анохина. Сначала Долгачев поставил публицистический спектакль «Профессионалы победы», возвратив на сцену давно молчавшего А. Гельмана. Потом были «12 разгневанных мужчин», легендарный киносценарий, детектив, в котором некогда блистал Генри Фонда. Далее последовал «ELSINORE», экстремальная и довольно эффектная версия «Гамлета» в постановке А. Прикотенко, молодого и модного режиссера из Петербурга, уже получившего две престижные премии – и петербургский «Софит», и «Золотую маску». В начале этого сезона пришло «Время рожать».