Я отрицательно трясу головой и мысленно ругаю себя. С тех пор как я в первый раз забрался в коробку, я ни разу не чувствовал себя по-настоящему дома, не чувствовал такой заботы, как сейчас. Знаю, мамы в этой Вселенной нет в живых, но папа здесь старается изо всех сил. А я, задав неуместный вопрос, чуть себя не выдал. Мне нужно собраться с мыслями, чтобы снова не сморозить какую-нибудь глупость, иначе станет ясно, что со мной что-то не так.
– Я в порядке, пап, – отвечаю я кратко. – Было бы неплохо выйти на свежий воздух.
Папа смотрит в окно, небо совсем тёмное, и на нём уже появляются звёзды.
– А может, вынесем на веранду телескоп, что скажешь? – спрашивает он, убирая со стола тарелки. – Скоро взойдут лýны.
Пока папа устанавливает на заднем дворе телескоп, я укутываюсь в свой плед – точнее, в плед Альби из этой Вселенной. Ветер до сих пор бушует: гонит облака по небу и заставляет меня дрожать от холода.
У меня за спиной в полной темноте стоит наш дом. Электричества теперь не будет до утра. Я знаю, что должен держать язык за зубами, но все эти заголовки газет, которые я видел, и то, что успел рассказать мне папа – из-за всего этого мне теперь очень неспокойно на душе.
– Пап, – говорю я, – а что будет, когда уголь закончится?
Папа смотрит в телескоп на небо, его лицо видно только наполовину, другая сторона в тени.
– Мне придётся найти новую работу, – отшучивается он. – Какой смысл спускаться в шахту, если оттуда нечего достать?
– Но ты же учёный, – говорю я ему.
– Если бы, – смеётся он в ответ. – Ты сегодня говоришь странные вещи, Альби. Я ведь шахтёр, и твой дедушка Джо, когда был жив, был шахтёром.
От этих папиных слов мне становится так больно, будто мне дали под дых. А я всё гадал, где же в этой параллельной реальности дедушка Джо – вот только не придумал, как спросить, не вызвав подозрений. А его, оказывается, уже нет в живых, как и мамы. Такое ощущение, что Вселенная стала меньше.
Я думал, что квантовая физика поможет мне всё исправить, но, похоже, она может только снова и снова забирать у меня близких, которых я люблю. Я закусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
– Не переживай, Альби, – говорит папа, заметив выражение моего лица. – Правительство найдёт способ всё исправить. Нефть ведь закончилась уже несколько лет назад, и они уже тогда собрали команду учёных, чтобы те нашли новые источники энергии. Угля хватит ещё на несколько лет, и к тому времени, когда он закончится, они будут просто обязаны что-нибудь придумать.
В другой Вселенной папа изобрёл холодный синтез – бесконечный и бесплатный источник энергии, – а в этой ему приходится сидеть в темноте и ждать.
– Смотри, – говорит папа, показывая на небо, и я замечаю, что на его лицо падает какой-то странный свет, – лýны взошли.
Облака постепенно рассеиваются, я поднимаю голову, смотрю на небо – и не могу поверить своим глазам. На небе – две полные луны, бок о бок. Сначала я думаю, что у меня двоится в глазах, и сильно зажмуриваюсь, но когда снова открываю глаза, то по-прежнему вижу две луны. Слова из папиной книги эхом раздаются у меня в голове: «…отличаются совсем чуть-чуть…»
– Две луны, – произношу я на выдохе.
– Испокон веков, – улыбаясь, отвечает папа. – Не делай вид, что удивлён. Ну что, попробуем разглядеть, куда приземлился Армстронг, а куда – Гагарин?
Мы смотрим в телескоп, и папа рассказывает мне о географии Луны-Один и Луны-Два. Он показывает мне море Спокойствия и океан Штормов, Апеннинские горы и кратер Фра Мауро, где, по его словам, приземлилась миссия «Апполон-13». Равнины и долины, кратеры и горы на Луне-Один выглядят очень знакомо. Насколько я могу судить, эта Луна-Один – идентичный близнец той луны, которую мы рассматривали с мамой каждый вечер, пока она не умерла.
А вот у Луны-Два странный сине-серый оттенок, и когда я начинаю разглядывать её через телескоп, мне кажется, что я исследователь, которого забросило в абсолютно новый мир. Папа показывает мне океан Неопределённости, в котором, по его словам, приводнился на лунном корабле «ЛК-3» Юрий Гагарин. Потом мы наводим телескоп на море Мёда, окружённое горами Гейзенберга, и я замечаю посередине кратер Эверетта: он похож на огромный глаз, который в упор смотрит на нас. На этой второй Луне всё выглядит по-другому, и «первый человек на Луне» теперь звучит странно.
Сидя на ступеньках веранды в свете двух Лун, мы потягиваем горячий какао, который папа сварил на походной горелке. Папа сидит рядом со мной, и я наконец-то чувствую себя дома, но каждый раз, когда смотрю на небо, вижу там огромное напоминание о том, что это чужой мир.