Другой в литературе и культуре. Том I

Было исключительное вино, гигантская рыба, отличное мясо кабана. Это был мой лучший ужин, с тех пор как я уехал из Парижа, и я нашел его в маленьком городке Радзивилов[286].

Бальзак был очарован Хаккелем, который, будучи немцем, свободно говорил по-французски. Оказанный прием писатель сравнивает с роскошью Петербурга, в котором побывал несколько лет назад: «Я был удивлен, увидев, что учтивость в Радзивилове превосходила столичную»[287]. «Со скоростью голубя» извозчик домчал его в соседнее с Радзивиловом Дубно: «Удовольствие видеть себя уносимым русскими лошадями быстрее, чем немецкой железной дорогой, меня укрепило»[288].

Итак, страхи Бальзака рассеялись, как только он пересек границу. Чужое предстало вполне безобидной реальностью.

Образ России в путевых записках пяти авторов интересен не только с исторической точки зрения. Некоторые элементы этого образа закрепились как стереотипы, продолжая влиять на восприятие и оценку по сей день. Стремление предложить России западную модель общественного устройства не ослабевает. И тот, кто сегодня впервые отправляется в Россию, повторяет путь Бальзака, испытывая иррациональный страх. Однако в действительности все оказывается иным.

«Свои» и «местные»: четверть века российских немцев в Германии

К. Менг, Е. Протасова

Введение

В настоящей статье мы рассмотрим вопрос о самоощущении российских немцев в Германии по данным групповых и индивидуальных интервью. Обследование нескольких семей переселенцев началось в 1990‐х годах[289] и продолжается по сей день. Вместе со ставшими близкими нам людьми мы переживали различные события в их жизни: устройство на работу и ее потерю, рождение детей и смерть старших родственников, посещение суда, церкви, детского сада, школы, дни рождения, строительство дома и покупку машины. Все записи велись с разрешения семей.

С момента переезда прошло примерно двадцать пять лет (у кого-то больше, у кого-то меньше). Члены семьи переселялись не сразу: одни хотели окончить школу, другие – создать семью, третьи медлили из‐за болезни родственников. Четверть века спустя мы опросили около сорока человек, интересуясь изменениями в их жизни, самочувствием, планами на будущее, соотношением немецкого и русского языков. Вопросы полуструктурированного интервью касались интеграции в новую жизнь и связей внутри группы российских немцев в Германии. Здесь мы представляем некоторые итоги двух групповых интервью, продолжавшихся в сумме около двадцати часов. Все информанты приехали из Казахстана. По словам одного из них: «Казахстан – это уже другая нация. Там больше получилось, что это наша страна, вы уезжайте. Я больше тендирую на то, что другой националитет [от нем. Nationalität – национальность] там, и поэтому люди оттуда, из Казахстана, вынуждены были уехать. Это шло больше на выселение, я бы так сказала». Другая респондентка замечает: «Мы ведь в России никогда не жили».

Семья Зеннвальд состоит из четырех поколений: прабабушка, бабушка, две дочери (мамы), их мужья и пятеро детей. Мамы – музыканты, у их мужей – технические профессии. Самая старшая дочь окончила университет, двое детей учатся (один на бакалавра, другая на магистра), остальные – школьники.

Семья Штайнер-Ольбрих также представлена четырьмя поколениями: бабушка и дедушка, их дети (две дочери и сын), внуки и правнуки. Мы остановимся на беседе с некоторыми представителями второго и третьего поколений (дочь, ее муж, их дочь и ее муж). Помимо материалов интервью, будут привлекаться и другие источники.

Все информанты отмечают, что за четверть века жизнь в Германии очень изменилась: появилось много новой техники (телевизоры, компьютеры и т. д.), усовершенствовались методы лечения. Увеличилось число пожилых людей. «Все дороже стало, марки были, потом марки перевели в ойро [от нем. Euro – евро], сделали наполовину, а теперь уже дороже, чем было (в марках), больше чем в половину выросло». Теперь другая политика приема иммигрантов: «Уже долго новые русские нету, как будто уже все приехали, уже не встретишь на улице свежих, которые только что приехали». Зато появилось много беженцев. Информанты подчеркивают, что сами они и все члены их семьи работают: «Кто хочет – все работу нашли, а кто не хочет – они ее не могли найти; лежат на диване ждут, что им пойдут с протянутой рукой»; «Зато они знают все законы, откуда выкачать деньги, а мы их не знаем, нам они не нужны».