Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

Мы спрашивали, что было бы, если бы они не приехали в Германию. Почти все отвечали: было бы то же самое с поправкой на изменение жизни вокруг. Стремились бы встать на ноги, рожали бы детей, старались бы дать им образование и обеспечить будущее. Никто не жалеет о годах, проведенных в СССР, и о переезде в Германию. Политика и жизнь в России интересуют больше, чем то, что происходит в Казахстане. Исключение составляют те, кто знает казахский язык (они смотрят и казахское телевидение).

История вопроса

Основная масса живущих в Германии и говорящих порусски – российские немцы (репатрианты, переселенцы, аусзидлеры), другая группа – евреи (так называемые контингентные беженцы), еще меньше русских и представителей других национальностей, говорящих по-русски. Многие утверждают, что русского всегда можно узнать: «Я как посмотрю, сразу могу сказать, кто русак или немец»; «Здесь мы можем сразу узнать, идет русский или немец. Если она расфуфыренная или губки так накрашены, я сразу скажу, ой, это русская девушка сидит там в машине». Потом оказывается, что узнают не русского, а человека из постсоветского пространства. Российские немцы принадлежат к категории постсоветских людей, поэтому проблемы национальной и культурной идентичности для них крайне важны[290].

Там, откуда они переехали, приходилось страдать из‐за своего немецкого происхождения, потому что не все понимали, что немцы, живущие в России, не те, что живут в Германии (во время войны их считали потенциальными врагами). Российские немцы не имели тесных контактов со страной исхода, жили обособленно и не прошли этапов общественного развития, как немцы в Германии, не участвовали в оценке и пересмотре исторических событий. В России они долгое время сохраняли родной язык и культуру[291]. Но с конца 1930‐х годов попали под каток сталинской машины: депортация, трудармия, переселение. По их признанию, национальность не давали забыть. При этом знать немецкий язык не требовалось, наоборот, владение им могло навлечь беду. Вокруг были представители других национальностей, отказавшиеся от своего языка, и общение с ними шло на русском. Переезд перевернул жизнь переселенцев: Германия была не похожа на сказочную страну, встретившее их общество обращало внимание прежде всего на язык, а само оказалось мультикультурным едва ли не в большей степени, чем многонациональное население СССР[292].

Динамика отношения к миру и к самим себе исследуется во множестве работ[293]. Показано, с какими проблемами сталкиваются российские немцы, как происходит их интеграция, почему, например, они находят работу быстрее, чем другие группы иммигрантов[294]. Лингвистическое поведение представлено речевыми практиками обоих языков[295]. Показано, как прежние диалекты адаптируются к местным и немецкому литературному языку, как под его влиянием трансформируется русский язык, в каких ситуациях и в каком объеме происходит переход с одного языка на другой.

«Русаки»

Российские немцы нередко используют в качестве обозначения представителей своей группы слово «русаки». Мы неоднократно обращались к этой теме[296]. В 1990‐е годы слово было новым и забавным, в 2000‐е получило широкое распространение, а в 2010‐е утратило коннотации. На вопрос, употребляется ли это слово сегодня, информанты говорили, что, пожалуй, нет. Между тем в их речи то и дело проскакивало слово «русак» как обозначение носителя русского языка. Пишут «русаки» или, реже, «руссаки» (наличие второй буквы «с» связано, по-видимому, с влиянием немецкой орфографии, поскольку одна «с» может озвончаться). Как было показано в наших работах, данный этноним (омонимичный обозначению одного из видов зайца) вызывает неоднозначную реакцию. Одни считают название обидным и даже унизительным, другие относятся к нему с юмором: им нравится, что это не совсем «русский», но как бы обладающий чертами русскости[297]. Есть те, кто полагает, что «русак» – это звучит гордо, и те, кто категорически против смены национальности, даже если это всего лишь необязательное разговорное слово.

Некоторые думают, что «русак» – обозначение страны происхождения («здешние» немцы иногда не различают, из какой страны человек, главное – он говорит по-русски; да и сами российские немцы нередко говорят «у нас в Руслянде», имея в виду Казахстан и другие территории постсоветского пространства). Относительно референтной группы существуют разные мнения: либо это все, которые говорят в Германии по-русски, включая корейцев из Узбекистана и евреев из Украины, либо только молодые российские немцы из Казахстана. Эмоциональная окраска различна: от переживаний из‐за невозможности избавиться от русскости до самоутверждения в качестве смешанной группы с особым смешанным языком – уже не совсем русским, но еще и не правильным немецким. Такой вариант языка может раздражать или, наоборот, казаться естественным, поскольку отражает реальную ситуацию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука