«Если взять Билефельд, туда, в ту сторону, где нашего брата еще больше, у них там уже все упаковано, там больше русских, чем немцев, так говорим, да, вот как раз к этому, что дети общаются, что я сказал, с кем поведешься, от того и наберешься, вот в ихней стороне, допустим, есть у нас сестры-братья, которые ээ ну чуть младше, на два-три кузены альзо [нем. так что] двоюродные, они младше на два – на три года, но они, ихний круг общения был с русским. Они выросли в большом русском лагере, они остались все в этой школе, где они всей компанией дружили, если ты к ним счас приедешь домой, они будут с тобой разговаривать только чисто на русском, на немецком, немецкий они тоже знают, они все выучились, прекрасно работают, везде, лучше нас знают, чем мы, у них русский там больше развит, чем здесь, потому что их больше, у них общины больше, они общиной больше жили, понимаете? Если мы старались в свое время быстрее из этого лагеря уехать, побыстрее в квартиру, значит, чем предписанные нам эти три года в лагере жить, мы их сократили на полтора года, и уже с этой общиной мы потерялись. А они там – как они жили, так и дети росли, так они и до сих пор общаются все вместе, и вот у них так как-то у них даже там вот эти русские магазины большие образовались быстрее, быстрее, чем вот здесь вот. Вот эти же „Микс-Макс“, которые вот здесь же в Билефельде, говорю, поставили, здесь было может быть, ну 200–300 человек того времени в Бёблингене здесь жило 300–200 человек, то ему, может, это мало было, он клюнул и сразу там все открыл. А потом оттуда сюда опять перебрался».
Сохранять русский язык, говорить по-русски кажется абсолютно естественным:
«Нет, мы не можем сказать, что мы на 100 % немцы, да, мы, может быть, в крови немцы, но мы все равно рождены в той стране и мы знаем русский язык, и мы его любим, русский язык.
Все равно же мы не можем забыть совсем русский, ну как.
Мы с друзьями – мы же не можем разговаривать понемецки, мы говорим по-русски. Это было бы нам легче, какую-то шутку сказать на русском или какую-то пословицу на русском.
Мы же там прожили дольше, чем здесь, это все равно проще.
Как мы можем совсем отказаться от этого».
Почти все считают, что знать много языков – полезно («пусть он казацкий, узбецкий, грузинский, китайский – не важно, чем больше человек знает, тем лучше»), но как этого добиться, знают не все. С одной стороны, малыши проявляют интерес к русской музыке, традициям, встречам, праздникам; с другой – они слышат все, что происходит вокруг на русском, и впитывают это; с третьей – в семьях уже больше говорят по-немецки, чем по-русски; с четвертой – дети нередко стесняются того, что они не такие, как все, и нужно через многое пройти, чтобы осознать, кто ты такой и какая от этого польза.
«И дети, я думаю, это знают, они просто когда в школу ходят, они не хочат этого показывать, ну вот, ты русский, ты русский. А потом, когда они повзрослеют, они немножко умней будут и будут думать: ой, вообще-то хорошо, что я могу по-русски. Когда они дети, они это больше прячут. Вот от тети Марины, возьми, от твоей сестры, Дéвид, он ни одно слово, они еще больше, чем мы по-русски говорим, они с ним только по-русски, он никогда, ему сейчас 15 лет, 14, он русский язык в школе даже взял. Он никогда слово русский не говорил. А сейчас интересует, а сейчас по-русски болтает – ого! Он так хорошо разговаривает, об нем это никто не думал, что он когда-нибудь так хорошо будет разговаривать, русское слово в рот возьмет».
В целом нет ностальгии по русской культуре: «Я думаю, люди не скучают, потому что они свою культуру делают, это уже не русская, не немецкая, а своя».
Из окружающей культуры усвоено новое отношение к религии: соблюдение обрядов, посещение церкви. Другая важная черта – планирование жизни (на день, неделю, год вперед). Существование без долгосрочного плана кажется невозможным. Хаотичность жизни, неумение распоряжаться своим временем и нежелание считаться с чужим неприемлемы в бывших друзьях, оставшихся на родине.
Русские магазины существуют не только потому, что продукты в них дешевле, а из‐за разницы вкусов: «Если местным немцам рыбу предложишь русскую, не каждый ее будет кушать, потому что она пахнет». То же со сметаной (русская слишком жирная) и подсолнечным маслом (с запахом, а здесь обычно рапсовое и дезодорированное). Нет тоски по оставшимся в прошлом продуктам, потому что все они, причем каждый сорт в нескольких вариантах, производятся в Германии.
Некоторые прежние привычки со временем изменились: раньше выезжали большой группой за город на скотобойню и покупали свежее мясо в больших количествах, затем его замораживали. Сейчас покупают мясо за углом у мясника, выбирая те куски, которые нравятся. Запасаются только на праздники, потому что магазины в эти дни закрыты, а гостей ожидается много. Кроме того, употребление мяса сократилось, некоторые дети стали вегетарианцами.