Читаем Другой в литературе и культуре. Том I полностью

Спор вызвал следующий пример: «Да еще вот разница, я считаю, мышление, немецкое и русское. Мы познакомились как-то на Мальорке с одной парой, которая были с Москвы, и она тоже говорит, и она мне говорит: да, у вас в Германии можно прийти в гости, только если ты запланировал, ты не можешь просто так спонтанно прийти, ты не можешь после восьми, уже звонить некрасиво, а если у меня соль кончилась в 10 часов и мне посолить нечем, я пойду к соседке на площадке и позвоню и скажу: соль, дай мне соль. А я говорю: а если ко мне эта соседка позвонит, я ее убью, я потому что уже отдыхаю, и я не хочу, чтобы ко мне пришли, и мне стыдно будет к тебе пойти и спросить, потому что я тебе мешаю, потому что вдруг ты отдыхаешь. Ну и что? А мне нужна соль. А я говорю: как ну и что? Она говорит: вот я уже вижу, что вы по-другому мыслите».

Далее говорилось об игре на аккордеоне по ночам и пении от души в праздники. Высказывались сомнения в том, что это – невоспитанность, эгоизм, бескультурье и неуважение к соседям. Возможно, таковы признаки менталитета. Пришли к выводу, что бестактность может проявиться повсюду, как и уважение к людям. Заметим, что эти примеры кочуют из истории в историю в качестве стереотипов.

Интересна вариативность названий еды. Рождественское печенье Plätzchen не имело специального названия, хотя было усвоено в Германии. Споры возникли, когда обсуждалось: чак-чак – казахское или татарское блюдо? Разногласия вызвали «щи» и «борщ», поскольку могут относиться к одним и тем же блюдам. Путаются «паски» и «куличи», «штруделем» называют блюдо, вывезенное в Казахстан из Крыма, похожее при этом на бешбармак: «Вот что еще сохранилось, называется немецким словом, но откуда взялось – никто не знает. Наши омы [от нем. Oma – бабушка] делают штрудли. Здесь у них есть штрудель, aber das ist Apfelstrudel [но это яблочный штрудель]. Это вот в Bäckerei [булочная-пекарня], там вот штрудель, он может разрезанный быть, там тесто слоеное тоже… а наши делают в казане, мясо, картошка, тушится, потом туда закладываются такие маленькие закатанные колбаски, это называется штрудли. Это тесто слоеное, с маслом, закатывают в такую большую ролик, потом его режешь, масло почему – потому что если его не будет, будут клецки. Оно должно вариться, лежать на картошке, на мясе, чуть-чуть воды чтобы было снизу, ни в коем случае чтобы водой не залило, оно должно быть пропаренное. Это вот привезли оттуда, с Крыма, они привезли в Казахстан, делали в Казахстане, а с Казахстана это приехало сюда. Вот если ты сейчас спросишь Russlandsdeutsche, Strudle, fast jeder weisst das. Wenn du fragsht, mm also [российских немцев, штрудле, почти каждый это знает. Когда мы спросишь мм таким образом] если ты спросишь местных, да, они знают само слово, но что такое – понятия не имеют. Показал на работе, вот, пожалуйста, des ist unsere deutsche russische deutsche Gericht [это наше немецкое русское немецкое блюдо]. Каждому дал попробовать, jeder war begeistert, aber [каждый был в восторге, но] они этого не знают».

Мы подробно обсуждали, какие праздники отмечаются в семьях («с фамилией», то есть с семьей, от нем. Familie – семья). У всех Рождество стало семейным и более значимым праздником, а Новый год (Сильвестр) – встречей с друзьями в большой компании (снимается зал, где звучит живая музыка). «Ну, если совместные браки, немцы там тоже есть, ну нормальные, Deutsche, ну, не русские (еще один вариант обозначения местных немцев). Без салата оливье даже Нового года не бывает». Вспоминая, как этот праздник отмечался в Советском Союзе, респонденты говорили: «Я помню, мы приходили к бабушке на Рождество, и она нам давала подарки. Она нам готовила пакеты»; «А раньше не отмечали. В России когда жили, в Русланд». Другая информантка рассказывает, что на Урале после войны еще боялись отмечать Рождественский вечер, всё делали за закрытыми окнами, обязательно ставили елочку, приглашали друзей (русские приходили на немецкое Рождество к немцам, а немцы на русское Рождество к русским). Подарки дарили на Новый год. Мама всегда делала дрожжевое тесто и пекла ватрушки, пирог с зáтирками или с маком, обязательно были куриный суп, курица, крупно нарезанная, жаренная в масле картошка, «кораблики», варился Nudel [лапша]-суп. «С нами долго жила мама мужа, и она к этому придерживалась. Мои родители всегда приходили к нам на Рождество». Было известно, что нужно зажигать четыре свечи, но не знали, как их украшать, как делать адвентский венок, когда именно зажигать свечи (каждое из воскресений Адвента прибавляется по одной свече).

«Птицу всегда делали, чем-нибудь ее наполняешь, так интересно, потом открываешь.

Каша гречневая, в этом году была наполнена, и сливами. Да, с черносливом.

Иногда мы делали с рисом, иногда с картошкой, и яблоко там было.

Местные немцы делают дичь, так сказать. Гречневую кашу они, правда, не знают. Они набивают ее там картошкой, яблоками, кто чем…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука