Другой Зорге. История Исии Ханако

Иностранцы — дипломаты, коммерсанты, журналисты — время от времени приглашали девушек на свидания, в том числе с выездами за город — в популярные туристические места или на природу. Во время одного из разговоров в гримерке Ханако узнала, что такие вылазки могут таить опасность. «Берта» рассказала ей, что недавно двух других хостес, работавших под псевдонимами «Ирма» и «Дора», вызвали на допрос в кэмпэйтай. Так по-японски называлась внушавшая ужас большинству японцев организация — Корпус безопасности Императорской армии Японии. Со времени своего создания в 1881 году и до расформирования после крушения Японии в 1945-м кэмпэйтай выполнял функции военной полиции, жандармерии и военной контрразведки с правом ведения собственного следствия под контролем министерства внутренних дел и министерства юстиции. Отличавшиеся чрезвычайно жесткими, порой противозаконными методами работы, сотрудники кэмпэйтай снискали себе сомнительную славу палачей в военной форме, и даже просто «приглашение» побеседовать с ними не сулило ничего хорошего.

Поводом для вызова стала безобидная прогулка «Ирмы» и «Доры» с одним германским дипломатом (Ханако указала первую букву фамилии кавалера «Доры» — S.) и в сопровождении Папаши Кетеля в прибрежный городок Йокосука километрах в семидесяти к югу от Токио. Недалеко от него находилась дача немецкого посольства, но тут же располагалась и крупнейшая в этом районе японская военно-морская база. Так что интерес кэмпэйтай к гуляющим вокруг нее иностранцам был вполне объясним. К тому же две парочки активно фотографировались, а это в глазах жандармов уж и вовсе выглядело попыткой снять на камеру секретный объект. Японским девушкам уже тогда нравилось фотографироваться, и они жаждали получить фото в домашний альбом, но это было опасно. «Все вокруг делают снимки на память, хотя это может привести к проблемам. Если поймают на месте, будут осложнения. Поэтому, говорят, что, сфотографировавшись, надо быстро в машину, давить на газ и уезжать поскорее. Как только ты на территории посольства — всё, жандармы проиграли. Но, кажется, только женщинам разрешается провести всю ночь на территории посольства. Как глупо, а! Ты уж будь осторожна, хорошо? Здесь много иностранцев, и они ни с того ни с сего могут на девушку положить глаз…» — наставляла неопытную подругу «Берта». Бесполезно — Ханако не удалось миновать встречи с опасным иностранцем.

Это случилось осенью 1935 года — в день рождения Рихарда Зорге, и вот как она сама об этом рассказывала:

«Это был вечер четвертого октября. Он стал отправной точкой, предопределившей всю мою дальнейшую жизнь…

Я обслуживала незнакомых мне клиентов — иностранцев среднего возраста. Меня отозвали, и я увидела, как новый посетитель присел в ложу рядом с баром и оживленно заговорил о чем-то с Папашей. Я приняла заказ на импортный алкоголь и, передавая бумажку с заказом, спросила у Берты:

— Иностранец, что сейчас с Папашей разговаривает, он здесь впервые?

— А, вон тот? Он раньше захаживал сюда, но потом на какое-то время перестал… Хороший человек. Хоть по-японски и не говорит, но чувствуется, что щедрый.

Берта улыбнулась, шмыгнув носом. Я поставила перед клиентом заказанный им алкоголь, притащила еще один стул, приставила его сбоку от стола и села. Гость, судя по всему, был немцем. С Папашей он разговаривал по-немецки. У него было смуглое лицо и вьющиеся волосы каштанового цвета. Выдающийся лоб и высокий нос были мощными, и казалось, что он сердится. В голубых глазах читалась печаль, но взгляд, который он обращал на собеседника, обладал большой силой. Рот его был крупным и выразительным, а лицо отважным и бесстрашным. На госте был темно-серый пиджак и синий, без рисунка, галстук, вообще одет он был просто и скромно, но по широким плечам угадывалось крепкое телосложение. Он бросил взгляд в мою сторону, улыбнулся и, что-то говоря, заказал шампанское. Папаша, тоже засмеявшись, обратился ко мне:

— Агнес, этому человеку сегодня исполнилось сорок лет. У него сегодня день рождения.

Гость кивнул и наконец произнес по-японски:

— Да, да, так и есть.

Мы откупорили шампанское и, поздравляя именинника, выпили втроем.

Гость наклонил ко мне голову и пристально взглянул на меня:

— Вы Агнес?

— Да.

— А я — Зорге.

Он протянул мне руку. Пожимая его большую ладонь, я немного удивилась несоответствию его сурового лица мягкому голосу. Он оказался чуть хрипловатым, красивым, но определенно — не тенор и не баритон. Его спокойная и уверенная манера держаться выдавала человека глубоко интеллигентного, и даже голос в полной мере не передавал сути этой личности.

Папашу позвал другой гость, и он ушел к нему, мне же пришлось придвинуться и сесть поближе.

— Агнес, сколько вам лет? — спросил он меня по-английски.