Другой Зорге. История Исии Ханако

— Мне двадцать три года. Двадцать три года, — ответила я по-немецки, а затем по-японски, на что он, улыбнувшись, кивнул. На таком уровне я еще могла говорить. Мне на тот момент было двадцать пять лет, но в баре я всегда говорила, что двадцать три. Поскольку иностранцы считали возраст “полными годами”, то девушки “скидывали” себе по три-четыре года, кому сколько нравилось».

Вполне вероятно, что внимание Зорге при его первой встрече с «Агнес» привлекло не ее очарование молодости, а имя. Псевдоним, случайно совпавший с именем женщины, которой он так восхищался и к которой был неравнодушен в Шанхае: Агнес. Несколько слов, которые могла связать Агнес-Ханако на немецком, тоже способствовали расположению Рихарда, и в тот вечер девушку от себя он больше не отпускал. Что же касается ее возраста, то, как легко заметить, Ханако приврала. Правда, не сильно, но как бы дважды. 4 октября 1935 года ей было полных 24, но в довоенный период в Японии еще использовалась иногда общая для всего Дальнего Востока той эпохи система подсчета возраста, при которой прожитое время включало и нахождение в утробе матери. В соответствии с этой системой Ханако действительно исполнилось уже 25. Но японки нередко, зная, что иностранцы так возраст не считают, с легкостью «омолаживали» себя не на год, а на пару, а порой и несколько лет.

Новый клиент Ханако смущал. И упомянутым ею несоответствием мягкого голоса суровому виду, и уверенной манерой держаться, изобличавшей в нем человека, знавшего себе цену и много повидавшего, и тем, что после этого краткого обмена фразами он замолчал и лишь пристально поглядывал на нее. Ханако вспоминала потом, что в ресторане было шумно — играл электрограммофон, кто-то из посетителей уже даже запел, и лишь Зорге молча выпивал одну рюмку за другой. Ханако стушевалась, и вдруг гость с жаром заговорил с ней на смеси немецкого и английского языков.

Тема языка, на котором общались Рихард и Ханако, интересна сама по себе. Понятно, что в первый вечер, с учетом соответствующей обстановки, они могли обойтись лишь несколькими словами, но в будущем им пришлось провести вместе почти шесть лет, и язык, на котором все эти годы они разговаривали друг с другом, звучал довольно странно и даже забавно. Судя по оговоркам Ханако, Зорге обладал неплохим запасом японских слов, хотя и часто смешивал их в речи с иностранными заимствованиями. Едва ли не каждую реплику он начинал со слова «со» (по-японски «да», «так и есть», «итак»). Однако в его случае это была, скорее всего, калька с аналогичного немецкого вводного междометия «зо», удачно, к месту, прижившегося в его упрощенном японском языке. При этом понятие о грамматике туземного наречия у Зорге отсутствовало почти полностью. Он говорил обычно короткими предложениями, игнорируя падежные показатели. С другой стороны, сама Исии Ханако вообще не владела никаким языком, кроме японского, не считая выученных в «Рейнгольде» нескольких «обслуживающих» фраз на немецком. Друг к другу они обращались через полуофициальное местоимение «аната» — «вы», притом что со своим бойфрендом Ханако разговаривала на «ты» — «кими». Тем не менее все эти лингвистические сложности не мешали им на протяжении шести лет общаться на этом упрощенном японском — очень личном и абсолютно «птичьем» языке, который, по замечанию горничной Зорге, был понятен только им одним. Однако эта, порой даже излишняя упрощенность позволяла им ничего не таить (если это можно было не таить) друг от друга, говорить прямо, обходясь без «красивых фраз». В каком-то смысле можно сказать, что их персональный язык был даже более выразителен, чем если бы они разговаривали на нормальном — японском или немецком — языке. В свою очередь, это лишний раз подтверждает тезис о том, что суть общения не в словах, а в эмоциях, которые один человек хочет передать другому.

В тот первый вечер, когда Зорге принялся что-то с жаром говорить ей, Ханако смогла разобрать только две фразы: «Сегодня я счастлив» и «Агнес, что вы любите? Я хочу вам что-нибудь подарить». Она очень любила музыку, поэтому ответила для обычной хостес странно: «Если хотите сделать мне подарок, подарите пластинку». Зорге одобрительно кивнул, объяснил, что завтра они пойдут покупать ее вместе, и, записав в записную книжку время и место встречи, пометил себе: «Не забыть!»