На следующий день с утра зарядил дождь, и выйти влюбленным оказалось некуда. Зорге поставил на стол переносную печатную машинку и немедленно приступил к работе. Ханако оставалось прохаживаться по довольно просторной комнате, касаться, от нечего делать, пальцем оконного стекла, тусклого от капель дождя, смотреть на мелкий дождик, похожий на туман, и на серое небо. В конце концов она совсем заскучала, но Зорге вспомнил о ней, лишь закончив работу. Он прилег рядом с девушкой и принялся расспрашивать ее об отце, матери, братьях и сестрах. Ханако трудно было рассказать о непростых отношениях в ее семье, используя простые выражения, — так, чтобы Рихард понял. Как могла, она попыталась сделать это, но быстро догадалась, что это слишком сложно для иностранца. Похоже, что Зорге уловил из рассказа сетование на отсутствие нормального образования у Ханако, потому что спросил ее, чему бы она хотела учиться. Немного подумав, девушка ответила, что ее мечтой всегда было научиться петь, и Рихард пообещал по возвращении в Токио обратиться к своему знакомому преподавателю вокала.
На следующий день влюбленная пара на машине отправилась любоваться красотами национального парка Хаконэ, затем переехала в небольшой приморский городок Одавара и оттуда на поезде вернулась в Токио.
Зорге сдержал свое обещание («как обычно», — отметила Ханако), и под Новый год они встретились с жившим в Токио немецким преподавателем музыки профессором Августом Юнкером. Профессор девушке очень понравился, он аккомпанировал ей на рояле, а она пела. Потом мужчины переговорили о чем-то между собой, а вернувшись домой, Рихард с радостью объявил Ханако: «Ваш голос — альт. Юнкер говорит, что в Японии мало певиц с таким голосом. Много певиц, у которых сопрано. Если будете хорошо заниматься, станете первым альтом. Пожалуйста, хорошенько занимайтесь!» С этого времени раз в неделю Ханако стала посещать дом Юнкера для занятий вокалом. Оплачивал их, конечно же, Зорге. Он же заплатил и за пианино «Schwester», которое пришлось купить после Нового года, поскольку Юнкер порекомендовал Ханако освоить игру на фортепьяно. Со смешанным чувством стеснения и гордости Ханако заметила по этому поводу, что Зорге никогда не носил ни золотых часов, ни колец или перстней, но безропотно приобрел ей дорогущий инструмент. Теперь хостес из «Рейнгольда» ездила к Юнкеру еще и на уроки музыки, которые вела старшая дочь профессора Бэлла Юнкер — жена известного в Японии художника и дальнего родственника императорской фамилии Ивакура Томоката.
В целом подходивший к концу 1936 год, как чаще всего и бывает, оказался неоднозначным. Миякэ Ханако обрела новую любовь, а ее возлюбленный потерял ребенка. «Рамзай» выполнил грандиозную задачу по отслеживанию и передаче в Центр информации о ходе германо-японских переговоров по поводу Антикоминтерновского пакта, но его донесения вызвали у Сталина сомнения в правдивости. К счастью, как мы помним, развитием событий эти сомнения были развеяны, и начальник военной разведки Урицкий в декабре даже отправил на имя маршала Ворошилова совершенно секретное представление № 20906сс с ходатайством о награждении Зорге и его радиста Макса Клаузена[13]
орденами:«Докладываю:
В течение двух с лишним лет в качестве неофициального секретаря германского военного атташе в Токио ведет работу в чрезвычайно трудных условиях наш работник, член ВКП(б) ЗОНТЕР Ика Рихардович.
Этот товарищ все время снабжает нас материалами и документами о японо-германских отношениях. <…>
Вместе с ним работает в качестве радиста т. КЛАУСЕН Макс, который беспрерывно, в тяжелых агентурных и технических условиях поддерживает с нами радиосвязь.
Следует отметить, что оба эти товарища в критический момент событий 26.2.36 г. в Токио поддерживали с нами бесперебойную радиосвязь и держали нас в курсе всего происходящего.
В настоящее время работа этих двух товарищей приобретает особое значение, но на почве длительной работы в тяжелых условиях, на почве длительного отрыва от Советского Союза у них чувствуется большая моральная усталость. Заменить их в данное время невозможно. Для пользы дела необходимо продлить работу этих товарищей, закрепив их на тех позициях, на которых они находятся.
Орденов ни Зорге, ни Клаузен так и не получили, но в Новый, 1937 год каждый из них вступал с новыми надеждами. По большому счету тогда Зорге не хватало только одного. И однажды он заговорил об этом с Ханако. Притянув ее к себе и усадив на колени, он спросил ее:
«— Зорге — хороший человек, вы как думаете?
— Вы действительно хороший человек. Думаю, и хороший отец, наверное, — наклонив голову, медленно произнесла я.
Зорге странно посмотрел на меня.