Другой Зорге. История Исии Ханако

Вскоре после этого из «Рейнгольда» ушла подруга «Агнес» — «Берта». Ее молодого человека перевели на новое место службы, в Корею, и она последовала за ним. Вслед уволилась и «Агнес». Работа в баре отнимала много времени, а теперь, в отличие от прежних времен, ей хотелось тратить его на занятия музыкой и на Рихарда. Оставшись на работе без лучшей подруги, она потеряла еще и возможность общения, а ей, как женщине, хотелось выговориться, рассказать о своей любви, о домике в Адзабу, о поездках и подарках. Новой подругой «Агнес» так и не обзавелась, и интерес к работе сменился отвращением к ней. Вот только… на что ей жить, если она уйдет из бара? Ханако решила поговорить с Зорге.

Рихард согласился с тем, что с работой у Кетеля пора заканчивать. А вот деньги… Он поинтересовался, сколько она зарабатывает. Ханако назвала сумму в 150 иен. Из них 100 иен она отдавала матери, которая жила теперь в Токио. Надо было платить и за занятия музыкой. Зорге спросил, сколько девушка хотела бы получать лично для себя, своих карманных денег. Ханако заявила, что ей хорошо и так, и непонятно, в какой степени она кокетничала в этот момент. Поразмыслив, Рихард принял решение: расходы на профессора Юнкера и его дочь он сразу взял на себя, и тут менять было нечего. Что касается остального, то, вскользь заметив, что много денег у него нет, он обязался выплачивать Ханако 200 иен ежемесячно — 100 иен для ее матери и еще столько же для нее самой. С этого времени — с конца мая 1937 года он оплачивал все ее расходы, никогда больше не обсуждая эту тему и никак это не комментируя.

Тем более что очень скоро Зорге оказался занят по горло значительно более серьезными проблемами. 7 июля в пригороде Пекина, у моста Марко Поло произошла перестрелка между японскими и китайскими военными — мост находился на линии разграничения между Квантунской армией и войсками Гоминьдана. Провокация, организованная японцами, положила начало так называемой Второй японо-китайской войне. Сегодня китайская историография называет именно эту дату началом Второй мировой войны, и у нее есть на то свои резоны. Боевые действия поначалу развернулись весьма энергично, и Москва ждала сообщений от «Рамзая» с его прогнозами относительно развития ситуации. В это же самое время посол Германии в Токио и военный атташе Отт спорили с Зорге по поводу того, сколько продолжится и чем кончится эта война. Сам Зорге потом констатировал: «…ход событий обернулся так, как я и предсказывал. И потому и Дирксену, и Отту пришлось признать, что я был прав, и мои акции в посольстве соответственно выросли».

Со стороны Ханако это выглядело следующим образом: «Похоже, работа Зорге стала еще более напряженной. Однажды он сказал: “Японские мужчины любят ссоры, нельзя. Китайцы ссор не любят. Тихие. Япония — нельзя. Китай — учитель Японии. Всегда был любезен, добр. Я знаю. Япония может и не ссориться”». Девушка была с ним полностью согласна и лишь печалилась, что в самую невыносимую токийскую жару Рихард не отдыхал ни одного дня, «стучал на печатной машинке», носился на мотоцикле на Центральный телеграф, в агентство новостей «Домэй цусин», метался между германским посольством и министерством иностранных дел Японии, собирая важную информацию о ходе войны в Китае.

Так совпало, что именно в это время Зорге снова стал размышлять о характере японских мужчин. Однажды вечером, вернувшись домой, он рассказал Ханако, что стал свидетелем ссоры между японцами: сразу несколько человек осыпали бранью и градом ударов ботинок и гэта[15] лежащего на земле человека: «Я шел. Много мужчин прекратили ссору. Я ускорил шаг. После этого обернулся и посмотрел. Много мужчин еще раз пошли избивать. Я рассердился. Пошел и сказал: “Все, прекратите”. Японские мужчины нечестные. Нельзя. Понимаете? Немцы, французы, американцы, мужчины иногда ссорятся. Делают апперкот. Человек падает. И на этом все. Больше не делают. Необязательно». После этого Зорге принялся с жаром объяснять Ханако суть «честной игры» — «fair play».

Похоже, что ему действительно не нравился царивший тогда в Японии образ мыслей и со свойственной ему прямотой он не стеснялся высказывать это японцам. До ударов в челюсть, как это он позволял себе во время Первой мировой, пока что не доходило, но иногда Ханако начинала сильно беспокоиться о последствиях поведения своего любимого. Тем более что в то время в дом Зорге стали захаживать и японские военные в довольно высоких званиях (во всяком случае, все они были пожилыми — около пятидесяти лет, на ее взгляд), все в военной форме. Зорге представлял им Ханако и сразу же, смеясь, предупреждал: «Девушка не любит военных». После этого он веселился пуще прежнего, глядя на растерянные лица оказавшихся в замешательстве вояк. Иногда он вообще мог со спокойным видом сказать прямо в лицо что-то не очень вежливое, чем вводил японцев, привыкших к церемонности, в ступор.