Зорге и самого в те же дни ждало совершенно неожиданное открытие, поставившее его в тупик. С первого дня знакомства с Ханако он называл ее по фамилии, как это принято у японцев, которые вообще редко обращаются друг к другу по имени. Вот только фамилию ее он все это время произносил неправильно. Фамилия матери, которую она взяла, уезжая в Токио, была Миякэ, что созвучно слову «мияко». Оно в омонимичном японском языке может означать самые разные вещи. Например, это слово часто используется в обозначении старой императорской столицы страны — Киото. Иероглифы, которыми записывалась фамилия Ханако, были совсем другие — они означают «третий» и «дом». Зорге этого, конечно, не знал, а европейский слух не очень точно различает произношение «миякэ» и «мияко». Так и получилось, что почти два года наш герой называл свою девушку совершенно не так, как ее звали на самом деле. И летом 1937 года Ханако не вытерпела:
«— Почему вы называете меня Мияко?
Услышав это, Зорге заморгал глазами:
— Вы не Мияко? Горничная зовет: “Мияко-сан, Мияко-сан”.
Горничная редко обращалась ко мне, а если и звала, то по фамилии — Миякэ, возможно, это звучало немного как “Мияко”.
— Я Миякэ Ханако.
— Да? Вы Ханако-сан, я ошибся.
В то время мне мое имя казалось слишком детским, поэтому оно мне не нравилось[16]
.— Имя Ханако мне дал мой папа. Мне не нравится. Детское имя.
Зорге кивнул:
— А я Рихард Зорге. По-американски Ричард, — и спросил: — Что вам больше нравится?
Так как меня с детских лет не называли по имени, то я ответила:
— Мне нравится Зорге. Всегда буду звать вас Зорге.
— Хорошо. Вы любите Зорге. Пожалуйста, называйте, — кивнул он.
Однако Зорге и впредь называл меня Мияко и лишь другим людям представлял меня как Миякэ».
Тем же летом у Миякэ Ханако обострились проблемы со здоровьем. Начались приступы головокружения, время от времени появлялась температура, но по молодости лет девушка списала недомогание на летнюю жару. Когда же пришла осень, у нее заболела еще и спина. Ханако решила, что слишком подолгу сидит за фортепьяно. В соответствии с общепринятым в те годы японским принципом побеждать физические проблемы усилием воли она начала заниматься еще усерднее. В результате зимой спина заныла еще сильнее, стали интенсивнее и головные боли. Наконец-то Ханако поняла, что «все же это странно», и отправилась в больницу Сэйрока[17]
, — скорее всего, по рекомендации Зорге, который мог знать это место, как лучшую клинику для иностранцев, и которому она была по карману. Врач осмотрел девушку, отправил на рентген и поставил диагноз: плеврит. Требовалась срочная госпитализация, но свободных мест пока не было, и Ханако вернулась домой.Дожидаясь своей очереди, она совсем разболелась. Ее покинули силы, началась сильнейшая депрессия — и все это на фоне температуры под 40. Пришлось вызвать местного врача, который, осмотрев Ханако, диагностировал у нее тяжелое воспаление легких и запретил любые перемещения. Очередь на госпитализацию подошла и прошла, а Ханако оставалась в постели.
Зорге в это время был занят важными рабочими проблемами. В декабре 1937 года японские войска взяли столицу Гоминьдана Нанкин. Произошли события, вошедшие в историю как «Нанкинская резня». При этом успеха в военных действиях против Китая захват Нанкина японцам не принес. Правительство Китая переехало в Чунцин, и сопротивление китайцев оккупантам отнюдь не уменьшилось. Переговоры о мире с Чан Кайши зашли в тупик, война затягивалась, и Зорге сообщил в Москву, что существует опасность свержения кабинета Коноэ недовольными его нерешительностью военными. Появились сведения о том, что, если японцы заключат мир с Китаем, война с СССР становится почти неотвратимой. Тенденция при этом такова: чем дольше Япония будет откладывать начало войны, тем в более выгодном положении окажется Советский Союз, который сумеет осуществить необходимые приготовления к обороне. Пока Япония не готова, ей нужны еще год или два, чтобы осмелиться на крупномасштабные действия против СССР. Впервые с зимы 1932 года, когда Квантунская армия вышла на границы СССР, ситуация осложнилось настолько, что «Рамзай» вынужден был зондировать обстановку на предмет возможности войны Японии и Советского Союза. И тут еще болезнь Ханако.
Получив от нее письмо с извещением о внезапном обострении болезни, Рихард немедленно примчался на мотоцикле в ее дом в Хигаси-Накано. Тогда он впервые встретился с ее матерью и маленькой племянницей. Ханако вспоминала, как он сидел на татами перед приветствовавшей его мамой в неудобной для себя позе, поджав длинные ноги, улыбался и, как мог, беседовал с ней. Десятилетняя племянница удивленно посмотрела на Зорге, когда тот погладил ее по голове.