Помогал с английским и Зорге: она рассказывала ему тексты из учебника, а он поправлял ее. Однажды, когда они лежали в постели, Ханако вспомнила присказку для игры в прятки, пример которой был приведен в учебнике, и полушутя произнесла: «I spy you» — «я шпионю, слежу за тобой». Зорге тут же приподнялся, повернулся в ее сторону и в упор посмотрел ей в глаза: «Что, шпион?» Ханако решила, что неправильно произнесла фразу, и рассказала, откуда она ее взяла. Рихард успокоился, но заметил: «Ваш преподаватель немного странный. Не думаю, что очень хороший».
Ханако задумалась. Замечание о «странности» учителя вызвало у нее свои ассоциации, и она рассказала любимому, что во время занятий учитель трогает под столом ее ноги. В отличие от фразы безобидной считалки сообщение о «странности» развеселило Зорге. Он захохотал и предположил, что преподаватель попросту не женат, а потому испытывает повышенный интерес к симпатичным ученицам. Ханако ответила, что он действительно одинок и вообще священник, и… какой-то странный.
После этого Ханако перестала ходить в церковь заниматься английским языком. Да и в достигнутом за время этих занятий прогрессе она не была уверена. Зорге же пока не просил ему помогать, и тема освоения девушкой нового языка как-то сама собой сошла на нет. Что же касается Зорге, то его вдруг проявившиеся успехи в японском даже вызывали у Ханако чувство женской ревности. Произошло это из-за того, что как-то раз, вернувшись домой, Рихард быстро подошел к любимой, сидевшей за письменным столом, и, трогая рукой свое горло, широко улыбаясь, отчетливо произнес по-японски: «Ваше горло пересохло!», причем так, что не оставалось сомнений: это сказала женщина. Японский язык устроен таким образом, что женщины и мужчины употребляют разные префиксы вежливости и гендерные маркеры в конце предложений.
Ханако сразу поняла, что этой фразе его научил кто-то другой. Точнее, другая. Зорге явно был в ресторане или в хостес-клубе. Может быть, даже в «Рейнгольде». И какая-то другая японка, с более изысканными, чем у Ханако, манерами, позаботилась о ее Зорге, подлила ему выпивку, сопроводив свои действия этим отвратительным в своей вежливости «Ваше горло пересохло». А Зорге запомнил и тем самым выдал себя…
Но ревность опять быстро прошла, и Ханако по-прежнему как могла пыталась помогать Рихарду. Как-то раз весной она заметила, что он завернул в сверток небольшой кусок мыла. Оказалось, что он поддерживал отношения с многочисленными членами своей немецкой семьи, жившей в Берлине, и сейчас собирал посылку для старшей сестры, которая недавно родила. Каждый год в апреле он отправлял и поздравление с днем рождения своей матери, жившей там же, в Берлине, но в одиночестве, в квартире, оставшейся от давно умершего отца Рихарда. Но больше всего он, конечно, одаривал Ханако. Он приносил ей из немецкого посольства ткани, чтобы она могла сшить себе платье или костюм, не только привозил подарки из командировок, но и заказывал специально для нее предметы одежды. Из Шанхая, пока с началом мировой войны в 1939 году не прервалась возможность ездить туда, он заказал для нее плащ и сумочку. Ханако стало интересно, как он выбирает эти вещи, и она попросила Рихарда показать в модном журнале, какие модели ему нравятся. Он заглянул в журнал и, немного переигрывая — восторженно восклицая, показал пальцем на одну из фотографий, сделанную в стиле скетча: на ней были запечатлены двое молодых людей в плавках, во все глаза смотрящие на девушку в купальнике, спавшую в шезлонге на берегу моря. Девушки, про которых Зорге говорил, что они хорошенькие, были всегда по-девичьи изящны, обладали небольшими бедрами и грудью и, с точки зрения Ханако, скорее ассоциировались с образом интеллектуалки, нежели матери: даже в случае наслаждения скульптурой он хвалил статуи женщин, внешне обладавших высокоморальным обликом.
Зорге и самой Ханако заявил, что она нравится ему потому, что не похожа на других японок и является «современной» девушкой. Со временем он начал ревновать ее и просил не заводить связи на стороне, чем изрядно сердил Ханако, у которой и в мыслях не было затевать какой-то флирт за пределами домика в Адзабу.
В ноябре 1939 года началась короткая, но тяжелая и кровопролитная Советско-финляндская война. Она окончилась 12 марта 1940-го, а 3 февраля Зорге предупреждал свое руководство о том, что посол Отт обеспокоен политическими последствиями этой войны для СССР, которые могут проявиться на его дальневосточных рубежах в связи с поражением Квантунской армии у реки Халхин-Гол (японское название — Номонхан):
«Во-первых, японцы убеждены, что Советский Союз в этой войне потерпел большое поражение, несмотря на огромные силы, брошенные на запад. Таким образом, снова появляются старые идеи об агрессии в Сибири.