Другой Зорге. История Исии Ханако

Когда Ханако села на маленький стульчик перед столом, Мацунага взял карандаш и с серьезным выражением лица стал спрашивать адрес регистрации, адрес фактического проживания, дату рождения, какое у нее образование и так далее. Иногда он быстро записывал что-то карандашом и все настойчивее спрашивал Ханако о характере ее отношений с Зорге. Подавленная и встревоженная, она отвечала на вопросы, а Мацунага, обращая время от времени взгляд к окну и сильно хмурясь, «бросал наглые, невежливые, неприятные» фразы: «Вы вообще понимаете, что такое государственный строй Японии?.. Женщины, которые водят шашни с иностранцами, не японки… Я не могу понять ход мысли таких, как вы, которые и школу посещали, и обучились навыку помощницы акушерки, а общаются с иностранцем. Разве в Японии недостаточно мужчин?»

Недооценив уровень осведомленности полиции, Ханако вдруг заявила, что уже давно рассталась с Зорге и нет смысла вести пустые разговоры на эту тему.

Удивленный полицейский спросил, зачем же она постоянно ходит в дом Зорге, если давно порвала с ним. Ханако ответила, что ее наверняка с кем-то спутали, и от такой глупости Мацунага скривился, словно его заставили выпить уксус, а его суровое лицо стало еще более суровым: «Примем во внимание, что ты еще и врешь! Кроме тебя другие японцы туда не ходят. Я все знаю, во сколько ты приходишь, во сколько уходишь! Отсюда могу видеть, даже в какой позе ты ложишься в постель. Хах! Оголив свою белую задницу!..»

Ханако вскипела. Уже не сдерживаясь, краснея и дрожа от гнева, она выкрикнула: «Если я скажу, что ни за что не хочу с ним расставаться, что вы будете делать?» Полицейский смотрел то на нее, то в окно, откуда открывался вид на дом Зорге, но в конце концов, сдался: после еще пары оскорблений ее отпустили. Вернувшись в дом матери, девушка провела там четыре или пять дней, и только хорошенько успокоившись, смогла вернуться к Зорге.

Он был дома, сидел в кабинете на втором этаже и выглядел взволнованным, лицо его покраснело, а взгляд был пронзителен. Неизвестно откуда, но Рихард уже знал о визите Ханако в полицию — скорее всего, ему рассказала об этом горничная.

Почти плача и сгорая от стыда, девушка рассказала о том, что произошло в участке Ториидзака. Зорге слушал, изредка кивая, а потом спросил, не проявляли ли полицейские грубости по отношению к Ханако. Когда она воспроизвела фразу «японка, а спит с иностранцем», Зорге вдруг резко вскочил с места и принялся с шумом расхаживать по комнате. Глубокие морщины на его лице стали еще глубже, губы были плотно сжаты. В карманах брюк он сжал кулаки, руки его затряслись от с трудом сдерживаемого гнева. Вдруг он остановился перед Ханако, пристально посмотрел на нее и, протягивая к ней руки, произнес:

«Полиция хочет взять вас у Зорге. Почему? Япония нельзя. У меня нет много девушек. Вы одна. Не плохо. Если вас возьмут, я разозлюсь. Да… Японский молодой человек, много немецких женщин хорошо делает. Не говорят, что Германия нельзя. Почему говорят, что Япония нельзя? Если Япония заберет вас у Зорге, то я у всех находящихся в Германии японских мужчин всех немецких девушек, да. Всех заберу! Я могу. Отправлю в Германию телеграмму».

Немного успокоившись, он добавил, что Ханако может не волноваться — Зорге достаточно силен, чтобы справиться с такой проблемой. Успокоиться ей, конечно, не удалось, хотя она и утешала себя тем, что он известный журналист, что он пользуется большим доверием немецкого министра иностранных дел (наверняка она видела приветственный адрес Риббентропа по случаю юбилея Рихарда), и у него много других влиятельных друзей.

Худшие опасения Ханако подтвердились. Примерно через неделю, проходя мимо полицейского участка Ториидзака, она заметила в оконном проеме второго этажа лицо того сыщика, что приходил за ней первый раз. Он поманил ее рукой, и она поднялась в знакомый кабинет. Следом вошел Мацунага и, садясь за стол, сообщил: «Зорге-сан ведь сильно избил нашего Аояма[31]. Какой ужас». Молодой сыщик, которого Ханако видела в окне, подтвердил: «Точно. Неожиданно врезал такой апперкот, что выстоять было невозможно. Чертовски силен. Да уж, этот Зорге страшен в гневе».