Другой Зорге. История Исии Ханако

Ханако невольно бросила взгляд на начальника и заметила, что тот вдруг улыбнулся. Она подумала тогда, что в этот момент он настолько изменился внешне, что внезапно стал похож на обычного человека, добропорядочного отца семейства, служащего какой-нибудь фирмы. Когда Мацунага смеялся, он выглядел необыкновенно добрым, и она мысленно предположила, что, наверное, когда он возвращался домой к семье, то превращался в хорошего мужа и отца. Пока эти мысли проносились у нее в голове, Мацунага согнал с лица улыбку, взял в руки довольно толстую пачку документов, лежащую на столе, и сказал, глядя Ханако прямо в глаза: «В этих протоколах зафиксированы все иностранцы и женщины, имеющие с ними связь. Я просто поражаюсь. В чем китайцы и корейцы хороши, так это в денежных вопросах. Уже почти всех заставили с ними расстаться, хотя, конечно, при наличии детей это затруднительно. Я их всех уже развел за деньги, ведь в конечном счете самые надежные-то все-таки свои. Они все моментально уходят от своих иностранных супругов. Не осталось таких женщин, кто, как и вы, находились бы в настолько близкой связи с иностранцем. Лучше уж получить расчет при разрыве отношений и расстаться. Я приложу нашу беседу к протоколу, как вы на это смотрите?»

Ханако сообразила: полицейский предлагает ей сделку. В Японии было принято (и частично эта практика сохраняется поныне) при расставании пары выплачивать женщине крупную сумму в качестве своеобразной «моральной компенсации». Помедлив, девушка отказалась. Мацунага настаивал: «Да что ж такое! Умнее ведь будет взять, раз дают! Потому что это еще и в иностранной валюте. Все ведь понемножку берут. Ну смотрите, кто-то берет три тысячи, кто-то пять тысяч, кто-то десять тысяч. Но он у тебя иностранец, поэтому лучше брать то, что можешь взять».

Ханако испугалась. Она сказала, что за это время и так уже получила много денег и не надо сообщать Зорге об этом разговоре — ему будет неприятно. Ведь получалось, что сейчас полицейский спасал ее. Она не знала почему, но видела, что у полиции есть серьезные претензии к ее любимому. Сейчас ей предлагают отказаться от него, внеся в протокол ее «признание» о том, что при расставании она получила традиционное «выходное пособие» и тем самым разорвала связь с подозреваемым. Тогда полиция потеряет к ней интерес — обычная содержанка, что с нее взять, и больше это дело ее никак не коснется.

Ханако увидела, как Мацунага достал писчую бумагу и принялся заполнять ее. Пока он писал, девушка думала о Зорге, представила, как Рихард ее обнимет, что скажет при встрече, испугалась, что ее мысли станут очевидны для полицейских, но, бросив взгляд на них, тут же поняла, что людей, сидящих сейчас перед ней, это совершенно не интересует и, когда протокол был готов, просто молча обмакнула палец в красную мастику и поставила отпечаток вместо подписи.

С Зорге Ханако встретилась только через несколько дней и рассказала о своем втором вынужденном визите в полицию. Обмолвилась и о том, что в участке говорят об избитом Зорге полицейском. Рихард подтвердил: «Ко мне всегда приходит полиция. Японская полиция бедная. Несчастная. Я даю чай, даю обувь. Оказываю любезность. Вы ходили в полицейский участок. Потом горничная ходила. И вы, и горничная плакали. Бедные. Я разозлился. Нет грубости. Девушки слабые. В полицейском участке можно и не издеваться над слабыми людьми. Я мужчина, полиция, пожалуйста, заходи, я всегда поговорю. Вы понимаете? Японские мужчины всегда нельзя. Мужчина с мужчиной, да, хорошо. Можно и без девушек».

Затем он снова вернулся к вопросу безопасности Ханако и на этот раз предложил ей вместе с матерью отправиться в Шанхай. Расходы на поездку и их дальнейшее содержание он брал на себя. По словам Зорге, в одном из шанхайских банков у него лежали на счету некоторые сбережения. Сам он поехать не мог, но — чрезвычайно важный момент — ожидал, что скоро его работа закончится и он присоединится к Миякэ в Шанхае.

Рихард вернулся к делам, а Ханако, опустошенная, легла на кровать и тихо заплакала. Она чувствовала, что идея с бегством в Шанхай запоздала, тем более что, даже если туда уедет она с матерью, Зорге останется в Токио, а его загадочная работа не кончится никогда. Шанхай уже стал фантомом, и теперь таким же фантомом становился Рихард, который сидел на расстоянии вытянутой руки от нее, но уже был так же далек, как Китай. Постепенно девушка забылась тревожным сном, который потом, много лет спустя, назвала «предчувствием смерти».