Другой Зорге. История Исии Ханако

Вечером 2 января наступившего 1942 года к ней в дом в Хигаси-Накано явился полицейский Мацунага. Его проводили в гостиную, налили саке, но он, бросив взгляд на замершее от тоски лицо девушки, отчего-то вдруг застеснялся и не принял угощение. Мама Ханако и племянница ушли в соседнюю комнату, чтобы они могли поговорить, но офицер долго не решался перейти к делу, сетуя то на повышенное внимание к себе, из-за которого он может без опаски навестить Ханако только в праздник, когда наружное наблюдение снимают на отдых, то на какие-то другие проблемы. Наконец, Мацунага собрался с духом и тихо произнес одну-единственную фразу: «Уже бесполезно», — и Ханако поняла, что Зорге больше не вернется. Полицейский еще говорил что-то о деньгах, которые арестованный мог бы ей перевести, если бы все не развернулось в другую, нежелательную сторону, заклинал девушку не падать духом — она послушно кивала в ответ, а потом попрощался и ушел, не обещая прийти снова.

Зима и почти вся весна прошли в полном неведении и ожидании плохих новостей. Все это время велось предварительное следствие, а на следующий день после его окончания — 17 мая 1942 года, в общенациональных газетах «Асахи» и «Майнити» появилось сообщение министерства юстиции: «В прокуратуре Токийского окружного уголовного суда закончилось энергично проводившееся с октября прошлого года расследование дела о раскрытой полицией международной шпионской организации под руководством Рихарда Зорге. Ее главными участниками являются: специальный корреспондент газеты “Франкфуртер цайтунг” в Японии Рихард Зорге, 47 лет; помощник заведующего токийским отделением французского агентства новостей Гавас Бранко де Вукелич, 38 лет; художник Мияги Ётоку, 40 лет; неофициальный советник токийского отделения правления Мантэцу — Одзаки Хоцуми, 42 года; владелец светокопировальной мастерской в Токио — Макс Клаузен, 44 года». Все они обвинялись в нарушении двух законов «Об Общественной безопасности» и закона «О сохранении военной тайны», а впоследствии еще и закона «О сохранении тайны в отношении военных ресурсов». Организацией, на которую работала группа, был назван Коминтерн, а Советский Союз, с которым Япония год назад заключила Пакт о ненападении и который до 9 августа 1945 года официально не считался противником, не упоминался вовсе.

Как раз тогда в Токио из провинции приехал старший брат Ханако. Он уже все знал и, просматривая токийские газеты, спросил только, насколько в курсе происходящего соседи. Их негативная реакция на соседку — «шпионскую подстилку» могла серьезно осложнить жизнь всей семьи. И хотя соседи остались в неведении, — Зорге приезжал в Хигаси-Накано лишь два или три раза и вроде бы остался незамеченным, брат все-таки посоветовал родственникам покинуть Токио. Ханако наотрез отказалась. Брат, хорошо знавший ее характер, понимающе кивнул и спросил ее об Одзаки. Ханако не смогла вспомнить, встречалась ли она с этим человеком вообще, но рассказала о том, как Зорге собирался их поженить, а значит, он был уверен в том, что Одзаки либо невиновен, либо его преступление не настолько серьезно, чтобы ему грозила смертная казнь. Иначе зачем бы он стал сватать за него Ханако?

В общем и целом брат с пониманием отнесся к чувствам сестры. Он говорил, что, раз уж Зорге оказался тем мужчиной, которого она уважает и любит настолько, что ей все равно, какими глазами окружающие будут смотреть на их связь, раз ее не волнует, какие препятствия возникнут на ее пути теперь, когда стало известно, что ее суженый — коммунистический шпион, он готов смириться со случившимся. Но вот их мать… Она толком не разбиралась, что произошло, но с симпатией относилась к Зорге. Хотя она и видела его всего несколько раз, но хорошо знала, за чей счет живет. Она молилась за него богам, когда Рихард попал в аварию, и молилась сейчас — когда он сидел в тюрьме. Вспомнив об этом, брат и сам заговорил о религии. Правда, в отличие от матери он ходил не в синтоистский, а в буддийский храм. В те времена из этих двух одинаково принятых в Японии религий буддизм находился в худшем положении, поскольку не вписывался в официально провозглашенную модель «государства-организма», которым управлял император — потомок синтоистской богини и сам — верховный жрец синто. Но Ханако поход родственника в буддийский храм удивил по совершенно другой причине — до сих пор ее брат утверждал, что он социалист и христианин. Ему пришлось объясниться, но услышанное Ханако оказалось набором привычных для Японии пропагандистских штампов: «Япония — божественная страна. Мы — дети богов. Дети богов не могут проиграть в войне. Ты тоже должна быть благодарна, что родилась в Японии… Смотри, вот сейчас подует Божественный ветер, и Америка и ей подобные проиграют. Япония, как Царство духа, одержит победу над материалистической цивилизацией Запада».