Другой Зорге. История Исии Ханако

«Начальник тюрьмы Итидзима, проверив имя и возраст осужденного, сообщил ему, что, согласно приказу министерства юстиции, приговор будет исполнен в этот день, и от него ожидают, что он спокойно встретит смерть. Начальник тюрьмы спросил, не желает ли осужденный что-либо добавить к своему завещанию, составленному ранее, относительно своего тела и личных вещей. Зорге ответил: “Мое завещание остается таким, каким я его написал”. Начальник спросил: “Хотите ли вы еще что-то сказать?” Зорге ответил: “Нет, больше ничего”.

После этого разговора Зорге повернулся к присутствовавшим тюремным служащим и повторил: “Я благодарю вас за вашу доброту”. Затем его завели в камеру исполнения приговоров, где он принял смерть. Время: с 10:20 до 10:36. В соответствии с волей казненного, а также ст. 73, п. 2 и ст. 181 Тюремного регулирования, тело было захоронено».

Говорил на самом деле Зорге что-то о компартии перед смертью или нет, сегодня уже никому не выяснить. Свидетели казни, такие как бывший прокурор Юда Тамон (встреча с ним еще ждала Ханако впереди), рассказывавшие об этом в интервью, могли выдумать подобную деталь, понимая, как популярен становится Зорге среди коммунистов.

Но тогда, в октябре 1948 года, когда Ханако читала опубликованный в брошюре отчет о казни, она думала не об этом. Она вообще поймала себя на мысли о разочаровании. Описание того, как Зорге принял смерть, выглядело вполне правдоподобно. Она знала, что именно так он и мог поступить. Но, как всякая влюбленная, любящая женщина, в глубине души надеялась, что перед смертью он произнесет ее имя. Прогоняя от себя эти мысли, она принялась читать дальше и увидела главное: «Позаботиться о теле Зорге было некому, поэтому тюремщики своими силами похоронили его на общественном кладбище Дзосигая. Над могилой поставили маленькую деревянную дощечку, но в какой-то момент ее вытащили, чтобы восполнить нехватку топлива, и сейчас нет смысла посещать эту могилу».

Кладбище Дзосигая находится в пешей досягаемости от тюрьмы Сугамо, где состоялась казнь. Если посольство Германии отказалось забрать тело Зорге (зачем Германии нужны останки предателя?), то это могли сделать советские дипломаты. Мысленно Ханако кричала: «Как же так?! Ведь все это было сделано ради Советского Союза! Почему вы не пришли?» Но теперь и это уже не было важным. Ведь если и русские по какой-то причине не похоронили Зорге, то действительно: вполне естественно, что сотрудники тюрьмы доставили труп на ближайшее к тюрьме общественное (то есть не принадлежащее какому-либо буддийскому храму, в Японии именно храмы отвечают за семейные захоронения) кладбище и похоронили там.

Поняв, что, скорее всего, именно так и произошло, Ханако разрыдалась. Она проплакала весь вечер и всю ночь до утра. От слез опухли веки, измучилась душа, она страшно устала, но теперь, помимо горечи утраты и скорби по Зорге, она чувствовала еще и гнев. И этот гнев, внезапно проснувшаяся в ней ярость придали женщине сил: «В конце концов, слабая надежда, забрезжившая вдруг от этих мыслей, утешила меня. Я подумала, что не потеряла его полностью. Зорге ждет меня. Да! В тот момент я отчетливо ощутила то чувство утешения, которое Зорге, находясь в тюрьме и готовясь к смерти, посылал мне. В тот день он, надеясь на что-то, веря в меня, он молча принял смерть. Теперь я смогу отыскать его останки. Я с облегчением вздохнула. У меня появилась уверенность».

Прорыдав до утра, Ханако не нашла в себе сил отправиться на кладбище в тот же день. Она потратила его на то, чтобы заново переосмыслить полученную информацию: прах Зорге не в Германии и не в СССР. Он тут, рядом с ней, в Токио. Значит, его можно и нужно найти. Эта мысль все больше и больше добавляла ей сил, и к следующему дню она уже готова была пуститься на поиски, но планы опять пришлось поменять.

Утром к Миякэ внезапно пришел их бывший постоялец — тот самый неудавшийся военный моряк Т., которого вызывали на допрос в кэмпэйтай. Он уже не учился в придворном университете Гакусюин, но от этого карьера не должна была стать хуже, потому что теперь он стал студентом в знаменитом Токийском университете, а для подработки устроился на второстепенную должность в какое-то издательство. Разговаривая с Ханако, Т. случайно увидел лежавшие на краю стола и еще не дописанные черновики воспоминаний о Зорге, взял их в руки и начал читать. Спустя некоторое время он вдруг выпучил от удивления глаза, изучающе посмотрел на женщину: «Ничего себе, ничего себе!» — а потом, наконец, сказал: «Когда меня вызвали в кэмпэйтай, спрашивали, имею ли я связь с этой международной коммунистической шпионской группой. Они тогда называли тебя изменницей родины, преступницей, а я ничего не понимал и, не поступив на учебу, злился на тебя. Но ведь, поступи я тогда на флот, возможно, уже погиб бы, так что я тебе благодарен — ты моя спасительница».