Дружественный огонь

Ночь надвигалась стремительно. В просветах меж туч проглядывали уже первые звезды, и свет их озарял улицы. В Иерусалиме воздух прохладен, но сух, дует слабый ветерок, и все, кроме Нофар, одеты соответственно погоде. Она снова подхватила племянника в любящие объятия, покачивая на руках, как в колыбели, в воздухе, совсем близко от перил ограждения. «Ну, хватит, хватит уже, – буркнул ее отец, – это тебе не игрушка. И весит он немало – кончится тем, что ты повредишь спину».

Еще картина: внезапно появляется заслуженная пациентка. Возникает, материализуется на крыше из ничего. Миссис Каради. В зубах – новая сигарета, мундштук все тот же. Ветер разносит табачный дым. Подобно китобойной шлюпке, округлая дама рассекает воздушные волны; огонек сигареты заменяет одинокий фонарь на носу судна, неспешно лавирующего меж цистерн с водой и телевизионных спутниковых тарелок. И потом раздается ее хриплый прокуренный бас, сопровождаемый взмахами руки:

– Ребята, – взывает она, – быстрее ко мне. Сейчас увидите такое!.. Огонь…

И действительно – достойная эта дама обнаружила просвет меж каменной занавески новостроек, скрывавших возможность увидеть древние стены Старого города – просвет, который позволил всем увидеть шесть поражающих своим великолепием огромных свечей, венчающих празднование великого праздника хануки.

14

Даниэла вышла на дорогу, пока ее зять разворачивал машину на сто восемьдесят градусов.

– Чуть-чуть вернемся обратно, – так прокомментировал он свои маневры, – если не сможем обнаружить развилку, на которой заблудились, подождем, пока люди не доберутся до нас с фермы и не проводят домой. Не дергайся, такое случалось уже не раз, когда машину вела Сиджиин Куанг – и она всегда находила дорогу. А кроме того, я узнал вон тот холм, сбоку от нас, он виден мне из кровати. Да и ты должна его узнать – ты же спала в моей комнате четыре ночи.

Машина ползла по дороге, но после того, как были оставлены позади около двух километров, они оказались у непонятного, распахнутого на все четыре стороны перекрестка, у которого прежде не проезжали. Ирми затормозил, выключил двигатель и сказал: «Ну, вот. Все. Приехали». И вслед за этим из ящика с инструментами он вытащил завернутый в промасленную тряпку большой пистолет, сказав: «Я всегда забываю, как им безопасно пользоваться, поэтому эту штуку почти никогда не применяю. Но если какой-нибудь зверь захочет познакомиться с нами поближе, мы, пожалуй, сумеем внушить ему должное к нам почтение». Затем он достал откуда-то полевой передатчик и включил, вспыхнувший красной лампочкой, световой сигнал. «Так же, как и пистолет, это сувенир со времен британской империи. Или даже с германской, но достаточно чудотворный… а главное – он работает!»

Внезапно приемник испустил хриплый вой, закончившийся какой-то фразой, побудившей Ирмиягу щелкнуть переключателем и идентифицировать себя несколькими словами, произносимыми по-английски.

– Рановато еще для них начинать о нас тревожиться, – объяснил он свояченице, – но скоро, как только стемнеет, до них дойдет, что мы не вернулись, и тогда кто-нибудь выйдет с нами на связь. Не трусь, мы ведь и в самом деле неподалеку… никакая опасность нам не грозит.

– А я и не трушу, – спокойно ответила ему Даниэла, – всегда была уверена, что Шули, так же, впрочем, как и я, выбрала себе надежного мужа.

Они тихо устроились в машине, наблюдая, как пурпур окрашивает небеса. Даниэла чувствовала, что у ее зятя хорошее настроение – возможно, потому, что весь свой гнев он излил на пророков, особенно на того, который передал ему свое имя. И тогда, мягко повернувшись к нему, она, набравшись мужества, спросила: «Скажи мне, но только если это будет для тебя не слишком тяжело – знаешь ли ты сейчас, что на самом деле случилось той ночью с Эялем?»

– Да, – ответил он просто, – теперь я это знаю. Палестинец, который принес Эялю кофе, чтобы тот не заснул, знал точно, почему Эяль спустился с крыши, но он никому об этом не рассказывал, в основном потому, что его никто и не расспрашивал об этом. Я знал, что Эяль всегда был предельно точен во всем, что касалось времени, и те часы, которые армейские власти нам вернули, шли правильно. Так что я вынужден был приложить массу усилий, чтобы не дать армии увильнуть от вопроса – как случилось, как могло случиться, что его товарищи спутали его с тем, на кого все они охотились. И я нашел подход к одному христианину, фармацевту по профессии, арабу по имени Эмиль, проживавшему в Восточном Иерусалиме, интеллигентнейшему человеку, намеревавшемуся расширить свою и своего отца фармацевтическую активность в западной части города. Я был одним из его постоянных покупателей, мы подружились, и он знал, что Эяль был убит, ибо ему я тоже рассказывал о «дружественном огне». Так что я пошел к нему и спросил, может ли он свести меня с палестинцем из Тулькарма, который уклонился в свое время от встречи со мной и офицером.