Нофар тут же помчалась к заведующему отделением за разрешением освободиться немного раньше от дежурства. Когда она вернулась, сняв свой халат медсестры, тоненькая и бледная, но светящаяся прелестью юной красоты, она сразу же скользнула на сидение и удобно устроилась между племянниками. Было около четырех, и зимний Иерусалим, готовый завершить свою субботу, начал уже понемногу смешивать религиозную составляющую с секулярной в одну серую массу. Яари припарковал свою машину прямо перед старым кнессетом, понадеявшись на удачу и на то, что ультраортодоксальный мэр не станет зверствовать в субботу, выписывая штрафные талоны за нарушение правил парковки. Нофар и Эфрат отстегнули сонных малышей от сидений и затянули молнии на их курточках. И Нофар, особенно расположенная к своему племяннику, с силой прижала Нади к себе и поцеловала, прежде чем подхватить на руки, переходя с ним через улицу Кинг Джордж.
– Зачем ты несешь его так? – сварливо заметил Яари, обращаясь к дочери. – Он ведь такой тяжелый!
– Он такой милый… и мне совсем не тяжело, а кроме того, ему всегда нравится, когда я беру его на руки. Правда, Нади?
Малыш не ответил и только теснее прижался к груди своей юной тети.
Сопровождаемый согласными возгласами, несущимися отовсюду, Яари довел свою команду до ступеней старинного иерусалимского здания. Нади требовал, чтобы его и дальше несли на руках.
– Ты мне его забалуешь, – произнесла Эфрат.
– Все будет хорошо, – ответствовала Нофар, слегка пошатываясь под тяжестью своего любимца.
Дебора Беннет была искренне рада серым иерусалимским днем заполнить свою квартиру всей этой пышущей здоровьем молодежной бандой.
– Как это ты ухитрился добыть себе таких замечательных внуков, – приставала она к Яари, как если бы подобная привлекательность никогда не была свойственна его семье.
А дети сразу потянулись к живой старой леди, которая тут же им вручила по плитке шоколада, а потом, через спальню, повела к малюсенькому лифту, придуманному их собственным прадедушкой.
Через коридор между гостиной и спальней они миновали приемную; через открытую дверь можно было увидеть величественную, хотя и несколько излишне тяжеловесную даму, сидевшую в глубоком кресле; она курила сигарету, вставленную в длинный мундштук. Хозяйка дома представила ее гостям.
– Это миссис Кариди, давнишний пациент, со временем превратившийся в друга; когда-то я заботилась о ней, теперь уже она заботится обо мне.
Дама в кресле извергла из обеих ноздрей клубы дыма, хрипло рассмеялась смехом заядлого курильщика и взмахами руки принялась разгонять дым.
В спальне двери кладовки были распахнуты, а небольшая решетка отодвинута в сторону – это и был тот самый лифт, и в данный момент в нем было установлено миниатюрное кресло. «Смелей, ребята, – пригласила детей хозяйка, – давайте, давайте, сейчас поднимемся на крышу». Приглашение относилось не только ко внукам Яари, но равным образом и к нему самому.
– Может быть, вам даже повезет, – не упустил случая пошутить специалист по лифтам, – и вы услышите, как завывает попавший на сковородку кот.
Нета не спешила принять приглашение и прижалась к матери, но Нади не потерял доверие к деду и вместе с ним вошел в лифт. Яари задвинул решетку и нажал на правую кнопку. И снова, сильно дернувшись, лифт начал подъем, подрагивая и трясясь, сопровождая движение воем и визгом на всем протяжении подъема на крышу.
Испуганный внук вцепился в руку деда, что заставило Яари притянуть к себе озорника, а тот для верности обнял свободной рукой его ногу. И так, прижавшись друг к другу, они вышли на крышу, откуда открывался фантастический вид на погружающийся в предзакатные сумерки город. Холодный ветер уже просвистывал меж водяных цистерн, и Яари поднял мальчика, чтобы он не споткнулся о толстые черные кабели, тянущиеся к спутниковым телевизионным тарелкам. «Посмотри… вот это – старый кнессет», – говорил он, показывая на темнеющее здание. Снизу из квартиры донесся звонок – дедушку просили захлопнуть решетку, чтобы там могли вызвать лифт обратно. Вслед за этим на крышу высадился целый десант, ведомый старой «девчушкой», закутавшейся в живописную цветастую накидку. Нофар и Эфрат были восхищены, как если бы оказались на великой вершине, причем Нофар была искренне огорчена тем, что вновь возведенные постройки закрывают пейзажи Старого города и его древних стен, где с наступлением темноты зажгли огромную ханукальную свечу на башне Давида. «Сколько свечей должно у нас гореть сегодня?» – спросила Эфрат. «Вечером, – напомнила ей Нета, – мы должны зажечь шестую». «Ну, так давайте сделаем это у себя дома, – сказала ей мать. – Так что нам пора возвращаться».