Друзья и герои

Гарриет недоверчиво усмехнулась и увидела, что он смотрит на нее с сочувственным любопытством – так же, как в тот день, когда уехал Чарльз.

– Обязательно буду. Попроси Анастею найти что-нибудь к ужину. Мы же поужинаем дома, так?

– Хорошо.

Гарриет была рада, но уверения Гая, что он непременно вернется не поздно, смутили ее, словно запоздавшее решение вопроса. Ее больше не тревожила эта проблема: она не была решена, но словно ушла в прошлое. В последнее время ее куда больше волновало, чем накормить кошку. Она послала Анастею за продуктами и, убедившись, что та ушла, отправилась на кухню и собрала объедки. Кошки в лесу не было. Она дошла до хижины, где жили котята, но там было пусто. Она долго окликала кошку, но в конце концов сдалась, решив, что животные отправились на поиски пропитания.

Это был один из тех редких вечеров, которые они провели у себя в гостиной. Обстановка была простая и безрадостная, лампа светила тускло. Гарриет завесила окна плотными шторами и принялась штопать вещи. Гай сидел над книгами, обдумывая лекцию.

– «Произведение искусства должно таить в себе ответ на вопрос, почему оно именно таково, каким является», – процитировал Гай.

– Кто это сказал?

– Кольридж.

– А в жизни есть ответ на вопрос, почему она именно такова?

– Если этого ответа нет, то ничто не имеет смысла.

– А смысл есть, по-твоему?

– По-моему, да.

– Ты становишься мистиком, – сказала Гарриет и после долгой паузы продолжила: – В руинах Белграда столько трупов, что люди перестали их хоронить. Их просто накрывают цветами.

– Кто тебе это сказал?

– Слышала в Бюро перед уходом. Это была последняя информация, которую мы получили из Югославии.

Гай покачал головой, но ничего не ответил. Некоторое время они сидели в тишине, как вдруг услышали чье-то фальшивое пение. В одном из недостроенных домов собрались люди и принялись петь в темноте.

Вдруг звук их голосов показался Гарриет невыносимым.

– Пусть они замолчат! – вскричала она и, прежде чем Гай успел ее остановить, побежала на кухню и потребовала, чтобы Анастея разобралась с певцами. Та крикнула что-то в темноту, и песня тут же оборвалась.

– Как ты могла? – спросил потрясенный Гай.

Гарриет не смотрела на него. Она была близка к тому, чтобы расплакаться.

– Это могли быть солдаты в увольнительной, среди них, возможно, были раненые. Как ты могла?

Гай так редко гневался, что его укоры огорошили Гарриет. Она покачала головой. Она и сама не понимала, что на нее нашло и почему. Ей хотелось, чтобы Гай поскорее забыл о произошедшем, но, когда он снова склонился над книгами, лицо его было искажено беспокойством. Видя, что он продолжает думать об этих певцах, Гарриет вдруг разрыдалась, не в силах справиться с захлестнувшими ее чувствами вины, раскаяния и горя.

Некоторое время Гай наблюдал за ней: он и сам был слишком расстроен, чтобы пытаться утешить ее. Затем он собрался с духом и сказал, словно только сейчас смог себя заставить это произнести:

– Мы переезжаем. Алан говорит, что сумеет устроить нам комнату в Академии.

– Я не могу уехать. Не могу бросить кошку.

– Это необходимо. Дело даже не в налетах, не в том, что здесь невозможно спать. Алан говорит, что нам надо жить там, где до нас смогут дозвониться в случае необходимости.

Гарриет выпрямилась. Ее тут же охватила тревога, которая постоянно сопровождала ее в Румынии.

– Положение ухудшилось? Что случилось?

– Я не знаю. Никто не знает. Новости не доходят.

– Но есть же какие-то слухи?

– Да, но на слухи нельзя полагаться. В общем, нам следует переехать – просто на всякий случай. И только. Алан завтра скажет, удалось ли ему получить комнату.

У них были только книги и одежда, но Гарриет была так измотана, что сбор вещей казался ей непосильной задачей.

– Ты поможешь мне с переездом? – взмолилась она.

– Ну разумеется, – удивленно ответил он. – Почему же нет?

– Обычно ты слишком занят.

– Сейчас я ничем не занят. Постановок больше не будет, в школе никого не бывает.

Гай тоже выглядел уставшим, словно он наконец признал свое поражение. Гарриет хотела спросить, чем же он теперь занят в Афинах, но в этот момент заглянула Анастея, чтобы попрощаться, и Гарриет сказала:

– Пожалуй, я лягу спать.

Налет продолжался всю ночь. Пулеметчики трудились без передышки, и никому в округе так и не удалось заснуть. К утру Гарриет готова была переехать куда угодно, если там можно будет выспаться.