Четыре вороные лошади в серебряной сбруе, с длинными, до земли, хвостами, тянули черный катафалк из резного дерева и стекла, на котором восседали печальные черные херувимы с черными свечами и черными страусиными перьями в руках. Это великолепное зрелище призвано было утешить скорбящих, но служащие гостиницы были от него не в восторге. При виде катафалка один из портье сбежал по лестнице и приказал переместить процессию к заднему входу.
Алан и Принглы встали рядом с кухней. В это время на такси приехал Добсон и присоединился к ним. Носильщики отнесли хлипкий гроб в ванную, и живые слышали, как его со спорами и треском тащат по мрачной серой лестнице.
Добсон втянул ноздрями запах кулинарного жира, печально взъерошил волосы и сказал:
– Это совсем никуда не годится.
– Могло быть и хуже, – заметил Гай. – Чехов умер в гостинице, и его вынесли оттуда в корзине для белья.
Вынесли гроб. Носильщики поставили его на пол и сняли крышку, чтобы все могли убедиться, что Якимов на месте.
– Мы забыли опустить ему веки, – встревоженно сказала Гарриет и, заглянув в глаза Якимова в последний раз, увидела, что они утратили свой блеск. Несмотря на всю свою жадность, неблагодарность и вечные долги, он всё же выглядел крайне невинно, и Гарриет тронул вид его тела, укутанного в царское пальто, – при жизни он никогда не вызывал у нее таких чувств. Он умер, протестуя, но это был очень мягкий протест, и ее встретил спокойный взгляд – чуть встревоженный, но смирившийся перед финальной неудачей. Гарриет прослезилась и отвернулась, чтобы никто не видел ее лица. Гроб накрыли крышкой, сверху положили гвоздики, и кортеж тронулся в путь.
Добсон попросил провести службу английского священника, отца Харви.
– В конце концов, – сказал он, – Яки, должно быть, был православным.
– Русским православным, полагаю? – спросил Алан.
– Его мать была ирландкой, – заметила Гарриет. – Он мог быть и католиком.
– Ну что ж, – сказал Добсон. – Харви добряк и не будет против.
Они медленно и печально проехали мимо «Заппиона», мимо храма Зевса и прибыли в район, где никто из них, кроме Алана, раньше не был. Над стеной кладбища на фоне вечернего неба возвышались кипарисы. Отец Харви уже ожидал их – в? рясе, со светлой бородой и длинными светлыми волосами, завязанными узлом под клобуком. Он провел процессию через ворота на тихое кладбище.
Выкупить место для Якимова было некому. Миссия оплатила похороны, но гроб погружали в землю только временно. Алан рассказал, что ему пришлось указать место захоронения знакомого, который когда-то умер во время отдыха в Афинах.
– И что от него осталось? – спросил Добсон.
– Совсем немного. Тела на сухой летней жаре разлагаются быстро, и вскоре остается только прах, несколько костей и обрывки ткани. Всё это кладут в коробку и ставят ее в склеп. Мне это по нраву. Не хотелось бы лежать и гнить годами. И какая экономия места!
– Якимова опознать будет некому, – сказала Гарриет.
Алан печально согласился.
Не останется никого, кто знал его при жизни и помнил, что обрывки ткани, лежащие среди его длинных хрупких костей, когда-то были подбитым соболем пальто, которое некогда носил обреченный русский царь.
Пройдя мимо деревьев и кустов, они вышли к небольшому скоплению надгробий, напоминавших компанию друзей, умолкших при появлении незнакомцев. Когда похороны подошли к концу, Гарриет отстала от остальных и, бесшумно шагая по траве, принялась разглядывать памятники и фотографии покойных. Ей не хотелось покидать этот уединенный безопасный уголок, где охряные лучи солнца светили сквозь кипарисы и золотили листья.
Среди окружающей ее густой зелени она чувствовала себя спокойно. Когда голоса мужчин стихли вдали, на кладбище спустилась бархатная тишина, и Гарриет вообразила себя мертвой и бестелесной – в краю, где ее уже не тревожили бы ни прошлые, ни нынешние беды. Она двинулась прочь от ворот, не желая покидать это место.
Гай окликнул ее. Она остановилась рядом с каменным мальчиком, сидящим на стуле. Гай снова позвал ее, нарушая мирную тишину, и Гарриет ощутила, как ее тревога нарастает от этого враждебного и тщетного вторжения.
Гай показался среди деревьев.
– Дорогая, ну пойдем же, – упрекнул он. – Добсону пора возвращаться в миссию. У нас много дел.
На обратном пути Гарриет спросила, чем они заняты в миссии.
– Жжем бумаги! – весело ответил Добсон: его забавляли причудливые повороты судьбы. – Разбираем то, что копилось столетиями. Все важные и секретные документы, составленные самыми важными и секретными личностями в истории, летят в костер в нашем дворе.
Алан сказал, что поедет с ним, чтобы помочь, так что Гая и Гарриет высадили в центре города, и они остались одни.
Гай был уверен, что Бен ожидает их в «Коринфе», но там его не оказалось.
– Давай заглянем в «Зонар».